Третий день продолжались стрельбы. Почему-то утром убрали радиста. Ему сообщали о начале и окончании стрельб, отдавали приказы о поднятии мишеней. Радист необходим при стрельбе, от него мы узнавали - можно покидать блиндаж или нет. Цели поднимал я, включая мощный танковый двигатель, вращавший барабаны с тросами, привязанными к тяжелым мишеням. Было около полудня. Стрельба продолжалась. Со вчерашнего дня я ничего не ел. Больше чем голод мучала жажда. Через час-полтора стрельба прекратилась. Я вышел из блиндажа, расстелил бушлат и лег на него.
- Может, пойти к роднику? - подумал я. - А вдруг опять начнут стрелять?!
Покуривая, провалялся с полчаса, наблюдая за жаворонками в небе.
Наш полигон представлял из себя огромную степь зеленой травы. Маки краснели на зеленом фоне. Незабудки, ромашки оживляли цветовую гамму. В отдалении виднелся лес. Все дышало летними ароматами.
Прождав полчаса, я пожалел, что не пошел за водой, успел бы вернуться. Родник кристальной холодной воды находился в километре от блиндажа. В эту минуту показался наш БРДМ - небольшой бронетранспортер. Он подъехал к блиндажу. Из него высунулся наш старший прапорщик. Мы звали его Дедом. Худой, седой как лунь, он выглядел намного старше своих пятидесяти лет.
- Бери сухпай, - он протянул мне картонную коробку с консервами, сухарями и чаем.
-А вода, товарищ прапорщик? - спросил я.
-Ты что, не мог в роднике набрать?! - заворчал Дед.
-Когда?! Постоянно стреляют!
-Тогда терпи, я думал, что у тебя есть вода... Ну, мы едем, скоро опять стрелять начнут...Заводи, - бросил Дед водителю.
-Черт, - выругался я.
Тем временем БРДМ развернулся и на повышенной скорости помчался назад.
Меня удивила забывчивость Деда. Он всегда заботился о своих солдатах. Дед жил поблизости от полигона в деревне. Даже когда уходил в отпуск, часто заезжал на директрису - место обитания полигонной команды. Сыпал анекдотами, рассказывал смешные истории. Мы хохотали, как одержимые, язык у Деда был хорошо подвешен.Он всегда находил для этого время, несмотря на множество забот по хозяйству...
Я вскрыл перочинным ножом тушенку, достал из коробки сухарь и принялся за трапезу. Когда покончил с едой, пить захотелось еще сильнее. Выкурил сигарету. По-прежнему была тишина.
-Знал бы, успел бы три раза сходить к роднику. И почему эти черти забрали радиста? Будь он здесь, ему сообщили бы, на какое время прекратили стрельбу, - подумал я.
Наконец, решился. Выбросил окурок и направился к роднику, прихватив с собой котелок и пустую бутылку с завинчивающейся крышкой. Я шел быстрым шагом.
- Надо было поехать с Дедом до родника (дорога проходила метрах в пятидесяти от ключа), выиграл бы время, - размышлял я по дороге.
Когда приблизился к воде, взлетел выводок куропаток. Две покрупнее и с десяток поменьше.
- Как у Сеттона - Томпсона, - в который раз подумал я, - редкий случай у куропаток, когда самец участвует в воспитании молодняка.
Родник был облюбованным местом куропаток. Мы все время поднимали выводок, когда ходили за водой. Я приветствовал их, как старых друзей. И хотя наш майор привез на директрису охотничье ружье с наказом добывать для него дичь, никому из нас даже в голову не пришло стрелять по выводку. Мы сроднились с куропатками, они как и мы находились под обстрелом во время учений. Им было хуже, чем нам. Мы сидели в блиндажах, они находились на открытой местности...
Я напился холодной чистой воды из котелка. Потом набрал воду в бутылку, еще раз зачерпнув котелком, и направился назад, к блиндажу. Я торопился, надо было достичь укрытия до начала стрельбы. Не успел пройти сотню метров, как где-то застрочил крупнокалиберный пулемет.
- Этого еще не хватало, - я перешел на рысь.
Обычно учения начинались со стрельбы крупнокалиберных пулеметов. Гулкий звук орудийного выстрела усилил тревогу. Я распластался на земле, расплескав воду из котелка. В отдалении раздался взрыв. Я поднялся и побежал.
- Осколочно - фугасными бьют по невидимым целям, из-за леса, наверное, - подумал я.
Это была слепая канонада, когда у артиллерис-тов были координаты целей, но они их не видели. Снова ударила пушка. Я бросился на землю в выемку от колес на дороге - хоть какое-то подобие укрытия. Вскоре послышался взрыв, на этот раз намного ближе, чем первый, где-то в районе блиндажа.
- Если бы взяли на полделения приборов наведения правее, точно бы накрыли, - мелькнула мысль...
Я был “стариком”, солдатом второго года службы, опыт подсказал мне верное решение. Определив по звуку взрыва тип снарядов, я понял, что надо опасаться осколков. Будь на моем месте молодой солдат, он бы по-бежал во весь рост к блиндажу и скорее всего “поймал” бы осколок. Да что там, случись это в начале моей службы, я сделал бы тоже самое. Это та ситуация, когда на одного старого солдата погибает чуть ли не десяток молодых...
Что было силы побежал дальше. Я держался дороги. Так, короткими перебежками, постепенно приближался к блиндажу. Чем ближе я был от блиндажа, тем ближе рвались снаряды. Была возможность остаться у родника, но они могли перенести огонь по другим координатам, к тому же роднику, например. Поэтому я продолжил свой бег, перемежая его вгрызанием в землю.
Трижды прав был Ремарк, когда писал, что при артобстреле земля для солдата и мать, и сестра, и брат. Ты впиваешься в нее, она же часто и накрывает нашего брата своим саваном...
Наконец, задыхаясь, влетел в блиндаж. Отбросил пустой котелок и, едва переведя дух, отвинтил крышку бутылки и приник к воде. Вскоре стрельба прекратилась.
Тут только я понял, почему отозвали радиста. Он был из махры*. Видно, пехота прекратила стрельбу еще утром, потом покинула полигон, прихватив своего радиста. Все остальное время стреляла артиллерия и, возможно, танки, или скорее всего какой-нибудь БМП отстал от своих, возможно, из-за поломки - я вспомнил стрельбу крупнокалиберного пулемета . Я не нужен был здесь, они не стреляли по нашим мишеням. По ним стреляла пехота, но ее давно уже след простыл...
Через полчаса послышался шум двигателя БРДМа. Я вышел наружу, прихватив с собой бушлат, котелок и остатки сухпая.
- Ну что, конец стрельбам? - устало спросил я водилу, присланного из штаба нам в помощь на время учений.
- Да.
- А где Дед?
-Колы я выезжав з директрисы, Дид сидав на свий мотоцикл, щоб йихати до хаты.
- А майор?
- Цей уихав ще ранише.
Я сел в БРДМ, и мы поехали на директрису. Вскоре выехали на главную асфальтированную дорогу полигона. Когда проезжали мимо других блиндажей (мой был самый дальний на полигоне), я спросил у водителя:
- А ребят не забираем?
- Не, воны на директрисе вже давно. Тильки у тэбэ булы стрельбы.
-Вот повезло, - горько усмехнулся я про себя, - хотя, конечно, повезло, что не оказался в этих проклятых двух процентах.
Вскоре мы приблизились к директрисе, заехали во двор. Я вылез из бронетранспортера и, прихватив бушлат, направился к нашей маленькой столовой, из которой доносился гул голосов. За одним из столов сидела наша полигонная команда, шесть человек. В ознаменование конца стрельб на столе зеленели этикетками несколько бутылок «Московской».
Огромная сковорода жаренной с тушенкой картошки лежала на середине. Ребята ели без тарелок, прямо из сковороды, как едят в армии, делясь последним куском.
- Ладо, иди к нам, мы только что сели, всего по стакану выпили, - весело блестя глазами, позвал меня Миша Косив, солдат моего призыва.
Его комиссуют через месяц, он потеряет кисть руки...
Я бросил бушлат на соседний стол и подошел к ним. Миша протянул мне полный на треть стакан водки.
- За наших ребят, которые там, в Афганистане, - сказал я, взяв стакан.
Ребята внимательно посмотрели на меня: на мое грязное, порванное на груди ХБ - результат лобзаний земли. Кто-то из них через это уже прошел, кому-то предстояло это сделать. Они все поняли. Никто ничего не сказал. Мы выпили.

* Т.е. из пехоты.