Георгий. Повезло мне, что я тебя встретил, Дато. Не забудь, мы с тобой кутили в ресторане “Чертов рай”. Я сейчас с такой дамой встречался — сплошное приключение. У нее муж в силовых структурах шишка, с оружием не расстается. Не дай Бог, узнает, пристрелит, не моргнув глазом. Она впервые изменила ему, назло, и так переживает, так боится, что со страху и я чуть не оскандалился.
Давид. Ну и зачем тебе такой риск, ради чего? Она что, красивее твоей жены? Сомневаюсь.
Георгий. А что за охота без риска. Разве настоящий охотник на домашних животных охотится? Да ты привяжи оленя к дереву - уже не олень, а корова будет. Впрочем, ты прав, красивее моей жены не так уж много женщин.
Давид. Тебе в мусульманском мире надо было родиться. Имел бы гарем. Но с твоим характером ты бы и оттуда сбежал налево... в другой гарем. (Георгий достает из шкафа рюмки).
Давид. Георгий, не шуми, разбудишь домашних. Мы сами все организуем.
Георгий. Да ты что, она ведь никогда не ложится спать, пока меня не дождется. Эй, Пенелопа, где ты?

В спальне Майя читает книгу. Услышав звук открывающейся двери, она вскакивает с постели и в халате выходит к мужчинам. (Она слышала весь их диалог.)

Майя. Не кричи, девочку разбудишь.
Георгий. Прошу любить и жаловать. Бывший чемпион мира по борьбе, наш друг и брат Давид собственной персоной.

Давид в растерянности смотрит на Майю, как завороженный. В халате, больше похожем на пеньюар, Майя представляет весьма обольстительное зрелище. Давид приходит в себя и, галантно передав цветы и конфеты, целует Майю.

Георгий. Ты же видишь, я не один, пойди переоденься и накрой нам на стол. Давид принес коньяк, выпьем по стопочке.
Майя. (В свою очередь целуя Давида). Но Давид, слава Богу, свой человек. Не буду же я среди ночи переодеваться в подвенечное платье? Спасибо за цветы. (Ставит их в вазу).
Давид. Бывший чемпион, сейчас я всего лишь тренер, но играющий.
Майя. Где ты так поздно раздобыл цветы, Дато? Мой муж давно не делал мне подобных сюрпризов. Он и того не помнит, что сегодня день рождения его дочери.
Георгий. (Подходя к жене и целуя ее). Прости, дорогая, но сегодня такой тяжелый день. Операции, потом пирушка, но зато мы с Дато трижды пили за тебя и за дочку, как будто предчувствовали.
Давид. (Еще раз целует Майю). Поздравляю, желаю тебе всегда выглядеть так же прекрасно, как сейчас. Тебе в кино сниматься надо.
Майя. Я вам здесь же накрою, не то в зале будете шуметь, еще девочку разбудите.
Давид. Ты не беспокойся, я и так уже пьян, да и домой пора. Вот только выпьем за твое здоровье и за дочурку. Георгий, ты, чтобы искупить свою вину, просто обязан завтра же справить ей день рожденья по полной программе. Цветы и запоминающиеся подарки за мной.
Георгий. Считай, что ты уже приглашен, вместе с супругой, естественно. Завтра после работы в тот же ресторан, в котором мы с тобой кутили, “Чертов рай”. Майя, обзвони своих друзей и пригласи кого хочешь.
Майя. (Накрывая на стол). А почему именно в ресторане? Причем, с таким безбожным названием. Разве я дома не могу принять гостей?
Георгий. Я не хочу тебя беспокоить. Там и музыканты, и певцы. Весело будет.
Майя. А ребенок?
Георгий. Своди ее днем с подружками в “Макдональдс”, теперь это модно.
Давид. (Разлив коньяк в рюмки). За самую красивую пару в нашем городе. За самую красивую женщину в нашем городе, нет, на всей планете. За музу поэтов и объект зависти всех мужчин. То есть, я хочу сказать, что все мужики завидуют Георгию.
Георгий. Надеюсь, ты мне не завидуешь. Я ведь не завидую тому, что ты чемпион мира.
Давид. Если бы проводился чемпионат мира по борьбе с женщинами, то ты бы был вне конкурса.
Георгий. А кто распознал в тебе будущего чемпиона мира, когда ты слыл в деревне первым силачом? Нука вспомни! Майя! Когда я с ним попробовал бороться, он мне чуть ребра не переломал. Пришлось тут же запросить пощады. А потом я пристал к нему как пиявка и не отстал, пока он всерьез не занялся борьбой. Через несколько месяцев он уже был принят в сборную страны и с тех пор не помнит ни одного поражения.
Давид. Зато ты меня превосходишь в борьбе с алкоголем. Помнишь наше первое боевое крещение?
Георгий. Как же не помнить. Я тогда еле-еле дотащил тебя до дому. Майя! Пусть он сам расскажет, как с третьего стакана свалился, как подкошенный.
Давид. Ну, во-первых, у нас тогда еще молоко не обсохло на губах, во-вторых, когда нас послали за вином, в лавке вина не оказалось, но нам сказали, чтоб мы подождали немного, так как скоро подвезут. Мы смотрели на дорогу в ожидании цистерны, но кроме человечка с сумкой никого не заметили. Вскоре нас позвали отведать вина. Мы удивились, откуда вино? Нам объяснили, что это секрет фирмы. Давайте, пробуйте, если не понравится, то можете не брать. Первый стакан нам очень понравился, и нам тут же предложили второй. В общем, после третьего я ничего не помню. Наутро голова трещала, как спелый арбуз. Я выпил стакан воды, и тут меня опять понесло в страны заморские. Оказывается, порошок, из которого делали вино, осел в горле, вода его растворила, и я опять опьянел. Короче, я три дня не мог протрезветь. С тех пор у меня на воду чуть ли не аллергия.
Георгий. У тебя похмелье, по-моему, с тех пор, как ты упился молодым вином. Майя, оно на вкус сладкое, как лимонад, вот он и не рассчитал свои силы. Если б мы не уложили его на мелководье, то он, наверное, взорвался бы, так ему было плохо. Зато детям было раздолье. Они ниже по течению пьяную рыбу руками ловили.
Давид. Теперь в этой речке одни лягушки остались. Отравили всю рыбу. Сначала вырубили леса, а все, что осталось от реки, разобрали на каналы. Так и живут теперь, кому вода, кому лягушки.
Георгий. Ну, ты у нас такой фокусник, в любом лягушатнике диснейленд устроишь. Майя! Знаешь, какой трюк он выдал, когда в Россию вагон чеснока повез, а там на базаре уже лежит чеснок и никто его не покупает. Причем ситуация такая, что, если срочно не реализуешь, то в вагоне скоро может остаться одна гниль, и все-ты банкрот.
Майя. И ты обанкротился?
Георгий. Любой другой бизнесмен обанкротился бы, но только не наш Давид. Послушай, что он делает. Он, в первую очередь, скупает весь чеснок на базаре.
Майя. А зачем ему чеснок, если он и так не продается?
Георгий. Вот в этом весь фокус. Он вербует местное телевидение, и вскоре по городу идет передача о том, что вот-вот может разразиться эпидемия, и спасение от нее в чесноке. Народ повалил на базар, а там ни грамма чеснока. Давид переждал два-три дня, а потом по баснословной цене выбросил товар на рынок.
Майя. И такого Мастака вы прозвали Простаком?
Георгий. Да нет. Простаком мы прозвали его за то, что при виде женщин он страшно смущался и краснел, как гном в мультике Диснея. А в бизнесе он Мастак, даст фору любому из нас.
Давид. Ну, ты не скромничай. В кое-каких вопросах ты тоже чемпион. В конце концов я ведь твой ученик.
Георгий. А ну-ка, вспомни, каким лентяем был ты в школе. Он мог, как чукча, отгадать слово в “Поле чудес”, но значения его так и не объяснить.
Майя. По-твоему получается, что он был дебил какой-то. А не боишься, что он тебя сейчас при мне в партер переведет?
Георгий. Я просто хочу сказать, что в нем много неиспользованной энергии накопилось, вот он и взорвался как вулкан. Впрочем, он и с женщинами тоже такой неопытный, до сих пор жене не изменяет.
Майя. А почему тебя это удивляет? Ты ведь тоже не изменяешь, или я ошибаюсь?
Георгий. Я не о себе, я о Дато говорю.
Давид. Сегодня не мой бенефис, так что давай выпьем за здоровье хозяйки и потом будем отчаливать, пора уже.

Звонит телефон. Георгий берет трубку.

Георгий. Алло! Слушаю! Да, в чем дело? А переливание крови не пробовали? Не можете остановить? Гемофилию исключили? Ключи от крови у меня. Хорошо, скоро буду. (Вешает трубку). Хорошо, что я водителя не отпустил. Дато, никуда не уходи, я скоро вернусь. Передам им ключи, и обратно. Майя, не отпускай его, я мигом.
Давид. (Пытается встать, но Георгий усаживает его в кресло). Давай перенесем на завтра, вернее, на сегодняшний вечер. Уже за полночь, перед водителем неудобно, да и меня дома ждут.
Георгий. За ночную работу у него двойная оплата идет, так что не беспокойся. Я вернусь, мы посидим немного, и он тебя доставит домой.
Майя. Ты бы хоть сорочку поменял, а то неудобно, что обо мне подумают.
Георгий. А что с ней, она свежая. Я сегодня утром надел ее.
Майя. А то, что провоняла она дешевыми духами и на воротнике следы от помады. Ты по пьянке, видно, с официантками целовался.
Георгий. Ты смотри, Давид, какое счастье, она меня ревнует.
Майя. Я не ревную, а о твоем здоровье забочусь. А то ты так износился, что, когда приходишь, кроме храпа от тебя ничего не добьешься.
Георгий. Ты мне репутацию хочешь подмочить, но ничего не получится. Слишком хорошо меня в городе знают.
Майя. Вот в этом-то и вся беда.

Георгий, чмокнув жену в щеку, убегает. В комнате тяжелая пауза. Майя сидит в обольстительной позе, сама не замечая этого, но Давида это явно волнует. Он смущен.
Майя берет инициативу на себя.

Майя. Спасибо, Дато, за тост. Грузины всегда были рыцарями по отношению к женщинам, но почему жены не входят в их число, я никак не пойму. Привыкают, как к мебели, что ли?
Давид. Да это извечная формула, кто любит, того не хотят, а кого хотят, того не любят. Но, к счастью, она не всех касается. Я, например, совершенно искренне восторгаюсь твоей красотой, и тост сказал не из вежливости, а констатируя факт. Если бы не было таких женщин, как ты, жизнь была бы серой и однообразной.
Майя. Ты это моему мужу объясни, а то он держит меня, как птичку в золотой клетке, и считает, что я должна быть на седьмом небе от счастья, а небо я вижу только в клеточку. Он что, думает, что я совсем дура, не понимаю, где он шляется, когда приходит весь в помаде и воняет дешевыми духами? Терплю я, но все до поры, до времени, пока не взорвусь.
Давид. (Поднимает рюмку). Я хочу выпить за твою семью, Майя. Георгий по- своему любит тебя. Дай Бог вам мира и счастья. Пусть дочка радует вас.
Майя. Спасибо, Дато, но я хочу, чтобы он любил меня, как прежде. В конце концов я женщина, и у меняесть эмоции, самолюбие. Я никому не прощу такого унижения. Вот возьму в один прекрасный день и изменю ему. Какой мужчина откажется от такого подарка! (Она распахивает халат и демонстрирует свои прелести Давиду, видно, коньяк с непривычки подействовал на нее. Давид выпивает свою рюмку, она свою, но Майя тут же наливает обоим снова).
Давид. Мне больше не надо, Майя, я и так пьян. Я, пожалуй, не буду дожидаться Георгия, завтра рано вставать. (Пытается приподняться).
Майя. (Усаживает его). Ты чего перепугался, а еще чемпион мира. Боишься, что я с тебя начну, да?! Впрочем, это неплохая идея, опять же алиби, никто не поверит, никаких сплетен, и сохранность тайны гарантированна. Ты ведь не болтун, а, Дато?
Давид. Нет, моя дорогая, я на эту роль не подхожу.
Майя. Подожди немного. Не оставляй меня одну. Я и так все время одна сижу. Ты как думаешь, если б Георгий остался с твоей женой наедине, он бы хранил тебе верность? Давай лучше выпьем за нас с тобой, Давид. Поблагодарим Бога за то, что он нам предоставил такую редкую минуту, когда мы одни и хотим друг друга. Это ведь так? Зачем лицемерить? Живем всего раз, и нельзя упускать такой шанс. Потом всю жизнь будем жалеть о том, что ничего не случилось.
Давид. А может быть, наоборот... Я лучше пойду, подальше от греха.

Давид не успевает закончить фразу. Майя пьет с ним на брудершафт, потом неожиданно крепко целует его в губы. Давид пытается привстать, но Майя садится ему на колени, халат распахивается, обнажив ее белоснежное тело.

Майя. Что с тобой, Дато! И ты мной пренебрегаешь? Нет греха в том, что естественно. Иди ко мне.

Майя ласкает Давида, тот теряет голову и, взяв ее на руки, выносит в спальню.
Слышен голос, читающий стихотворение автора. Параллельно продолжается действие.
Об одном тебя только прошу:
Ты о прошлом меня не расспрашивай.
Ярким цветом прошедшей весны
Черно-белые дни не раскрашивай.

Было ль, не было, кто его знает?
Нежных слов не найти у беды.
Не шумят громовые раскаты,
Под дождем затерялись следы.

И не жду я теперь покаянья,
Я и сам спотыкался в пути.
Никогда не просил подаянья,
И не брал я у чести взаймы.

За грехи ты не жди всепрощенья,
Тяжела эта легкость души.
Разжигала костры наслажденья,
Так теперь на углях попляши.

В комнате появляется Георгий. Он поднимает и ставит на место бутылку коньяка, расставляет стаканы на столике, потом входит в спальню. Майя спит или притворяется, разобрать невозможно. Георгий достает из тумбочки револьвер и проверяет, заряжен ли он. Присаживается на кровать, обхватив голову руками. Слышит какой-то шум, выходит в спальню к дочери. Успокоив ее, возвращается. Найдя рюкзак, в котором у него сложены купальные принадлежности, начинает машинально складывать в него какие-то шмотки, потом садится на кровать и в тяжелых раздумьях не замечает, что уже рассвело. Просыпается Майя.

Майя. (Спросонья). Ты только что пришел или уже уходишь?

Георгий молча выходит в прихожую, прихватив рюкзак. Майя кричит ему вдогонку.

Майя. Не забудь подарок для дочери!

Георгий в сердцах бросает рюкзак и, хлопнув дверью, уходит. Майя испуганно смотрит ему вслед. Гаснет свет. Мы слышим стихотворение автора, которое читает Георгий. По усмотрению режиссера Георгий может оставаться в пределах видимости зрителей. Далее повторяется вариация предыдущей сцены..

Может быть, я раб своих желаний,
Может быть, я раб своих страстей.
Пустотою разочарований
Я плачу за радости ночей.

Майя. Спасибо, Дато, за тост. Грузины всегда были рыцарями по отношению к женщинам, но почему жены не входят в их число, я никак не пойму. Привыкают, как к мебели, что ли?
Давид. Да, к сожалению, такова извечная формула жизни. Парадоксально, но факт. Когда мужчина убеждается в том, что женщина его любит, он перестает бегать за ней. Притупляется инстинкт охотника. Кстати, мое восхищение тобой в эту формулу не укладывается никак, поскольку ты идеал женской красоты, а идеалы со временем не стареют, а наоборот, дорожают, как антиквариат.
Майя. Ты это не мне, а моему мужу объясни, а то он держит меня как экзотическую птичку в клетке.
Давид. А что тебе сейчас мешает вырваться на волю. У тебя столько свободного времени.
Майя. А зачем мне свободное время, его у меня и до замужества хватало. Я его люблю, и никого другого не надо, мне именно он нужен.
Давид. Но он принадлежит всем, а тебе только в последнюю очередь. Поэтому тебе достаются лишь объедки с барского стола.
Майя. Как ты можешь говорить мне такое, даже если это и было бы правдой?
Давид. Просто я хочу сказать, что ты заслуживаешь лучшей участи. Если б ты была моей женщиной, я бы тебя на руках носил.
Майя. Но я не твоя женщина, Давид, и давай прекратим обсуждать эту тему, я от комплиментов в обморок не падаю.
Давид. Это не комплименты, а констатация факта. Я действительно не знаю женщины прекраснее тебя.
(Давид целует руку Майе.)
Майя. (Высвободив руки, встает). Давид! Ты не забыл, что моя дочь твоя крестница?
Давид. (Подает рюмку с коньяком Майе и провозглашает тост). Давай выпьем за здравие моей крестницы, у которой самая красивая мама на всей планете.

Давид залпом осушает рюмку и тут же снова наполняет ее. Майя собирается лишь пригубить, но Давид, подставив ладонь, вынуждает ее допить коньяк до дна.

Майя. Давид! Перестань меня спаивать. У меня и так уже кружится голова.
Давид. За единственную дочь не то что фирменный коньяк, а и отраву можно выпить.

Давид снова наливает коньяк в рюмку Майи. Та пытается прикрыть рюмку ладонью.

Майя. Я больше не могу, и если ты не обидишься, то прилягу в спальне, а ты дождись Георгия, и пейте на здоровье, сколько влезет. Меня спаивать не надо, я и так уже ничего не соображаю.
Давид. То, что Георгий придет только под утро, я тебе твердо гарантирую. Я знаю, куда он пошел, но сказать тебе этого никак не могу. Поэтому ты иди спать, завтра я тебе расскажу о том, как прекрасно мы провели время.
Майя. (Сердито). Ты об этом лучше своей жене расскажи. (Собирается уходить.)
Давид. (Обиженным тоном) Ты даже символически не хочешь благословить меня на прощанье? (Подает ей рюмку.)
Майя. Будь здоров, Дато, впрочем, здоровья тебе не занимать. Спасибо тебе за комплименты. Ты мне напомнил то счастливое время, когда Георгий с охапкой полевых цветов бегал за мной.

Майя собирается пригубить, но Давид опять подставляет ей ладонь и заставляет ее выпить до дна.

Майя. Дато, ну как тебе не стыдно? Что я скажу своему мужу, когда он придет домой?
Давид. Не всегда же ему приходить пьяным, да еще со следами помады. А тебе Бахус к лицу, сейчас ты просто неотразима.

Давид пытается обнять ее за талию и поцеловать, но Майя, протрезвев, отстраняет его руки.

Майя. Давид! Подожди одну минуточку. У меня серьезный вопрос к тебе. Тебе бы понравилось, если б вместо меня сейчас здесь стояла твоя жена, и Георгий пытался бы соблазнить ее?
Давид. Георгий такой момент не упустил бы, и по-своему он был бы прав, потому что судьба очень редко посылает нам такие подарки. Не забывай, что какие бы отношения ни связывали нас, мы с тобой в первую очередь мужчина и женщина. Я люблю твоего мужа, но когда я вижу тебя, то забываю обо всем. Я ж не виноват в том, что Бог создал тебя такой прекрасной. Прости меня, если можешь, и давай, раз уж ты так сильно любишь своего распутного мужа, выпьем за его здоровье. Только пей до дна, а то я подумаю, что ты уже разлюбила его.

Давид, выпив коньяк и не дожидаясь, когда Майя сделает то же самое, берет ее рюмку и силой заставляет ее выпить коньяк. Потом обнимает ее и крепко целует. Майя вырывается.

Майя. (Отдышавшись). Давид, если ты сейчас же не уйдешь, то мы навсегда потеряем друг друга. Завтра ты протрезвеешь, и тебе станет стыдно, в первую очередь перед самим собой, а потом уже перед всеми остальными. Не бери греха на душу.

Давид обнимает ее, и на этот раз Майя не может вырваться из его железных объятий.

Давид. Грешно не чувствовать в тебе женщину. Грешно то, что такая женщина принадлежит только одному мужчине.

Давид, обезумев от страсти, берет на руки Майю и уносит ее в спальню.

Майя. Отпусти! Скотина! Я все Георгию расскажу!
Давид. (Продолжая целовать ее). Не расскажешь. И меня просить будешь, чтобы я никому не проговорился.
Майя. Тише, ты, дочку разбудишь, Простак!
Давид. Я давно уже не тот Простак, каким вам кажусь.

Затемнение. Актеры переодеваются в обратном порядке. Георгий, сняв пиджак, ложится в кровать, перевернув одеяло. Давид надевает белый халат. Майя превращается в мед.сестру Тамару.
Все это время мы слышим стихи автора:

Разыгралась карта роковая,
Ни семерки вам и ни туза,
Только тройка – нищенка слепая –
Счет подводит – кончена игра!

Зажигается свет. В палате опять двое бывших друзей в прежних позах. Они опустошены, но им надо было излить душу, хотя разговор пока далек от финала.

Георгий. Ну и как? Излечился от комплекса неполноценности? И разве стоило ради этого разрушать семью лучшего друга? Ради чего, ради самоутверждения?
Давид. Я сразу хотел тебе во всем признаться, но она умоляла не выдавать ее.
Георгий. И поэтому появился на сцене только после того, как я разошелся с ней? Вернее, это она бросила меня, когда узнала, что я неизлечимо болен.
Давид. Ради Бога, не нервничай, Георгий. Я не хотел разрушать твою семью. Разве я мог представить себе даже в самом страшном сне, что ты об этом узнаешь! Ведь это была не только моя тайна. С тех пор этот камень всегда был на душе, и теперь мне хоть немного, но полегчало. Можешь убить меня, простить, проклясть, но у меня нет уже тайны, которая мучила меня всю жизнь.
Георгий. У тебя камень не на душе, а за пазухой, и потом не ты признался мне, в конце концов, а я заставил тебя это сделать! Не слишком ли наивно было думать, что меня так легко обмануть? Я сразу догадался, что она мне изменяет, но не знал, с кем. Пока случайно не подслушал ваш разговор по телефону. Если бы я не взял вторую трубку, то так бы и ходил всю жизнь обманутым лучшим другом. Как, оказывается, легко перешагнуть этот рубеж. Всего одна буква, но в корне меняет смысл: предан и предал.
Давид. Я всего один раз говорил с ней. Как раз в тот день, когда решил, что мы не должны встречаться. Ты ведь слышал, как она просила о встрече, и что я ей ответил. И потом, если ты сразу все понял, то почему скрывал все столько времени, не развелся с женой, не поговорил со мной по-мужски, даже не подумал о мщении. Наоборот, был так заботлив, так внимателен к моей семье.
Георгий. С женой не развелся, потому что дочь моя ни в чем не была виновата, а в таких случаях за грехи родителей расплачиваются дети. Это раз! Во- вторых, и это самое главное, почему ты думаешь, что я не отомстил тебе. Такого я врагу не простил бы, а тем более лучшему другу. Хоть и заслужил я за это все кары небесные.
Давид. (Вскочив со стула). Что ты хочешь этим сказать? Я чего-нибудь не знаю?
Георгий. А ты вспомни! Когда тебя посадили, ты ведь никак не мог понять, откуда они узнали все твои служебные секреты, которые ты нам по пьянке рассказывал. Это я помог им. А когда они изменили тебе статью и дали пять лет вместо десяти, взяв взятку, и тут помог тебе я. Пожалел и купил у них пять лет на твои же деньги.
Давид. Значит, пока я пять лет сидел за решеткой, ты пытался соблазнить мою жену?
Георгий. Ну, за пять лет и Пенелопу можно было бы совратить с пути истинного. Цветы, подарки! Рассказал, как ты изменял ей на каждом шагу, и в конце концов крепость не устояла. Особенно ее напугало то, что в тюрьме, как я ей объяснил, дельцов в петухов превращают, то есть опускают.
Давид. (Встав над Георгием). Подлец, я придушу тебя.
Георгий. Ничего у тебя не получится. Я и так уже мертв. И потом. Раз уж посеял, мой дорогой, то изволь собирать урожай. Знаешь ведь, кто посеял ветер, тот пожинает бурю. Я тебе еще не все рассказал.
Давид. А что может быть еще хуже этого? Я всю жизнь хожу рогатым, как олень, горжусь своей женой, а она...
Георгий. Ты только сейчас вот переживаешь, а я всю жизнь страдал, еще и потому, что ради дочери мне приходилось скрывать все, а она так хорошо изображала любовь.
Давид. Ты обманываешь меня из мести. Она так заботлива, нежна со мной, такое не сыграешь.
Георгий. Она любит тебя всего лишь из благодарности, просто как человека, который предан ей, который все, что имеет, уже при жизни завещал ей, но не как мужчину. Чувство ревности и оскорбленного мужского достоинства не давало мне покоя. Я все время казался себе рабом, проданным за бесценок. Оказывается, есть какое-то удовлетворение и во мщении. Я ведь не был таким. Да, я не верил в Бoгa, но зато соблюдал почти все десять заповедей, но после тебя я стал другим человеком. Порой бывал сам себе противен, но когда, приходя домой, видел испуганно-преданные глаза жены, злость вновь закипала во мне и не давала покоя.
Давид. Вот за это и наказал тебя Бог по заслугам. Ты при жизни пройдешь по всем кругам ада, и поделом тебе! (Собирается уходить.)
Георгий. Да, возможно, ты и прав, но тогда у меня есть шанс, отмучившись, попасть в рай, если вообще существует что-нибудь в этом роде. Главное все-таки не замолить грехи у Всевышнего, а наказать при жизни виновного или простить его. Я ни прощения у тебя не прошу, ни тебя не прощаю. Мы оба грешны. Но меня больше всего мучает другой грех.
Давид. Ты хочешь разбить мою семью и фантазируешь, надеясь посеять во мне яд сомнения и отравить жизнь? ( Направляется к двери.)
Георгий. Подожди! О каких сомнениях речь? Ты вспомни самую страшную ночь в твоей жизни, когда в колонии тебя уголовники опустили, помнишь? Это я заказал. Ну, как, вспоминаешь?
Давид. Ничего подобного! Я просто не уступал им своего места, они хотели меня рядом с парашей поместить. Ну, избили, а когда я пришел в себя, то весь был в моче, больше ничего не помню.
Георгий. Эту версию ты выдумал сам. А настоящую мне подробно рассказали. Как ты плакал, унижался, а после того, как опустили, притворился, будто бы потерял сознание. А они воды на тебя пожалели и поливали из своих шлангов. Чемпион мира, а пальцем боялся пошевелить.

Давид сидит подавленный и разбитый, потом встает и наклоняется над Георгием.

Давид. Ну, сейчас я тебя, подлец, придушу, это точно.
Георгий. А потом пойдешь домой и все расскажешь и жене, и дочери? А как ты объяснишь все это
знакомым до того, как тебя посадят, если тебя спросят, каковы мотивы преступления? Что ты скажешь? Что? И как будешь смотреть им в глаза, если смолчишь? Как жить с этим будешь? В таком случае ад при жизни тебе обеспечен. Я свою задачу выполнил, ты теперь знаешь все.
Давид. Лекарства от греха не существует. Инквизиция продавала индульгенции как прощенье от грехов, но от этого число грешников не уменьшилось.
Георгий. Теперь я могу умереть с чувством выполненного долга. Успокойся и слушай меня внимательно. Под матрасом у меня припасен яд. (Георгий достает из завернутой в целлофан спичечной коробки таблетку) Это и есть мое лекарство от греха. Разведи ее в этом стакане и дай мне выпить. Отключит моментально, все подумают, что сердце не выдержало долгожданной встречи с любимым другом, и все. Прощай, Простак, а ты так вот Простаком и умрешь. Санчо-Панса из тебя не получился. До встречи в лучшем мире! Спаси Бог!

Давид берет таблетку, достает из графина цветы, бросает их на пол, разводит таблетку в стакане, ждет, пока она растворится.

Давид. Выздоравливай, Георгий, и дай Бог тебе долгой жизни вместе с твоими грехами. Не забывай Простака.

Залпом выпивает и, как подкошенный, валится на Георгия.

Георгий. Что ты наделал, я ведь безбожно врал тебе, чтобы ты дал мне эту отраву, у меня самого сил не хватало. Твоя жена была верна тебе. Это меня и бесило. Слышишь? Давид! Боже, как я себе противен!

За дверью слышен голос мед.сестры.

Мед.сестра. Ваше время истекло. Прошу на выход.

В палату, ступая по цветам, входит мед.сестра без халата, в нарядном платье, и, увидев Давида, бросается к нему, переворачивает на спину, шепотом спрашивает Георгия.

Мед.сестра. Что случилось? Сердце?
Георгий. Pubturo corolis. Летальный исход.
Мед. сестра. Да, но вы же светило в кардиологии! Сделайте что-нибудь!
Георгий. Увы, уже поздно! Как я ему завидую! Последняя ночь в жизни всегда самая страшная, особенно когда загодя знаешь о том, что она последняя.

Медленно гаснет свет. Голос диктора читает стихотворение автора:

С кем угодно ты пей и пой,
Только прошлого уж не трогай.
Видно, прокляты мы с тобой,
Не шагать нам одной дорогой.