Тишину потревожил телефонный звонок. Влад сонно потянулся к трубке.
- Привет! Это я, Тимур, – донеслось из едва различимого далека.
- Хелло! – с ленивой радостью отозвался Влад, чувствуя приближение неуместной просьбы.
- Слушай, тебе не интересно, что я написал за последнее время?
- Очень интересно, – Влад удрученно догадался о грядущей просьбе Тимура и почему-то вспомнил знаменитый рассказ Чехова…
- Я бы хотел прочитать тебе мое новое творение, – воодушевленно продолжал Тимур, уверенный в том, что такому как он отказывать грех.
Влад знал, что его бывший однокурсник даже не спросит, есть ли у него, у Влада, время, не занят ли он, здоров ли в конце концов. А вот отказывать Влад просто не умел.
- Приду где-то к часам трем. – Тимур был явно в прекрасном расположении духа. – До встречи!
Влад пожал плечами и, кладя трубку на место, глубоко вздохнул.
За холостяцким завтраком, включавшим в себя яичницу с колбасой, уже немолодой, несостоявшийся кинорежиссер попытался вспомнить содержание предыдущих творений Тимура – несостоявшегося киносценариста. В памяти всплыли размытые образы персонажей, подражающих Гамлету в сумасшествии, Остапу Бендеру в находчивости, Чацкому в одинокости. И каждый раз ничего полностью своего.
Про себя Влад называл Тимура одаренным плагиатором. Вслух одобрял, поощрял и очень осторожно делал замечания, по большей части так и не достигавшие ушей Тимура. Низкий, небритый и безвкусно одетый сценарист заявился только к четырем часам. И не один. Вместе с ним пришла его очередная пассия – длинноногая красавица с почти полным отсутствием груди и, по всей видимости, ума.
Войдя в тесную однокомнатную квартирку Влада, она воззрилась своими крупными серыми глазами на стену, до потолка уставленную книжными полками, и наивно спросила:
- Ты не боишься, блин, что они на тебя свалятся?
- Это Лика, - представил Тимур, – а это не блин, а Влад. Он кинорежиссер.
- Круто! – воскликнула красотка, захлопав в ладоши. – Тимка обещал, что я обязательно снимусь в кино. Говорит, у вас какие-то там совместные проекты есть.
Влад растерянно улыбнулся и, укоризненно взглянув на Тимура, сказал:
- Если бы у нас еще и спонсоры были..
- Ну, вы же оба умники, блин, вот и придумайте, где спонсоров искать, – изрекла Лика с таким видом, будто она знает все на свете.
- Что ты принес почитать? – переключился Влад на своего друга, сразу поняв, что Лика готова быть в центре внимания круглые сутки.
- Я даже не знаю, к какому жанру эту вещь приобщить, – сказал Тимур, криво улыбнувшись.
- Разберемся. Присаживайтесь, гости дорогие, – выдохнул Влад, приняв решение забыть о том, что у него сегодня куча разных дел.
Лика так демонстративно опустилась в кресло, будто в данный момент проходил кастинг по отбору актрисы на главную роль в будущем мегакинопроекте. Тимур по-свойски уселся на диван и достал из потертой черной папки стопку исписанных листов. Хозяин квартиры на глаз решил, что листов будет около тридцати, и, облегченно вздохнув, сел на стул, стоявший напротив дивана.
Тимур гордо изрек:
- Моя вещь называется «Последняя истина».
- А почему «последняя»? – Лика, казалось, уже устала. Уложив ноги одну на другую, она почти полностью оголила бедра. Мужчины постарались не заострять внимание на красоте женских линий. Тимур ответил:
- В конце станет ясно, почему «последняя».
- А если я до конца не дотерплю?
- Это не роман в двух томах, детка, – проговорил Тимур, почти извиняясь. – Да и спешить тебе сегодня некуда. Просто расслабься и слушай.
- А я курить хочу, – молвила красотка в тот самый момент, когда Тимур начал читать.
В конце концов читка началась. Вступление показалось Владу слегка затянутым. Речь шла о писателе, который якобы жил в начале 90-х годов, днями просиживая в своем кабинете, создавая очередной шедевр. Вся его семья существовала как бы вдали от него. Он жил только тогда, когда писал. Однажды, а конкретно два месяца назад, в его голове зародилась идея нового произведения. Оно затянуло его настолько, что писатель буквально растворился в собственном воображении. Он перестал воспринимать реальность и слышать реальных людей.
- Можно мне воды? – произнесла Лика, не пытаясь скрыть зевоту. Влад был вынужден встать и принести стакан воды. Лика отхлебнула глоток и поинтересовалась, нет ли чего-нибудь покрепче, пива, например. Заполучив баночку пива, Лика изъявила желание прой-тись по квартирке Влада. – У меня задница затекла вместе с ногами, – бесцеремонно объяснила красотка и смешливо добавила: - Мои ноги слишком длинные для таких проваленных кресел.
Влад заметил раздражение Тимура. Он отлично понимал, как это неприятно, когда перебивают. Собрался было Тимур продолжить чтение, как Лика вдруг воскликнула:
- А это что за кубики-рубики?! – ее внимание привдекла пестрая авангардная картина в дальнем углу комнаты. – На такую ерундятину столько красок угрохали.
- Тебе не интересно слушать? – удушающе-нервное напряжение вызвало у Тимура кашель.
- Сюжет какой-то неинтригующий, – выговорила красотка так, будто каждое слово она взвешивала по тридцать секунд.
- Если хочешь, думай о своем, только помолчи, ладно? – попросил Тимур.
- Не обижайся, Тимка. Я же люблю тебя, дурачок. – Она чмокнула его в щечку и снова плюхнулась в кресло, закурив очередную сигарету.
Герой повествования, писатель Роберт С. набирал текст на допотопном компьютере, произнося вслух диалоги своих героев. А пьеса была, ни много ни мало, о самом Иисусе Христе.

«Меня одолевают сомнения, – произносил автор слова Иисуса, глядя на монитор, как в пустоту. – Петр, пойми меня правильно. Я не боюсь грядущего, я думаю только о том, что люди могут по-своему истолковать мои слова. И тогда истина окажется искаженной. В чем же тогда моя миссия? Ложное представление обо мне посеет в душах людей совсем не те семена, которые взлелеяны в моем сердце. Я предстану в ином образе, и толпа либо раздавит меня, либо сделает из меня идола. А я не хочу ни того, ни другого».
«Чего же ты хочешь, Учитель?» – спросил Петр.
«Хочу счастья для всех людей, хочу избавить их от страданий, но с болью в сердце осознаю, что не могу изменить сущность человека здесь, на Земле. Души людские обременены потребностью в еде, в страстях, наживе. А я призываю не заострять на этом внимание. Но что мой призыв, когда люди ведомы верой в то, что их жизнь зависит от еды, питья и эмоций».
«Тебе ведомо отчаяние?!» – удивился Петр.
«Знаешь, - задумчиво молвил Христос, - маленькая букашка больше радуется жизни, чем человек. Догадываешься, почему?» «Нет, Учитель».
«Букашка живет, не задумываясь о смысле жизни, а человек вечно чего-то ищет. Или кого-то. Ищет забот на свою голову, ищет покоя, от которого сам же и бежит, не желая встретиться со страхом перед жизнью, прожитой впустую. Ищет друзей, любовь, ищет наслаждений и, натыкаясь на трудности, винит других и заявляет, что Бог несправедлив.»
«Ты прав, Учитель. Но в чем твои сомнения?»
«В том, нужен ли я людям? Нужны ли мои проповеди, мои слова о спасении? Ты знаешь, почему богатые не идут ко мне? Они не желают признавать во мне Спасителя, потому что не считают нужным быть спасенными от своего достатка. У них другое восприятие мира. Люди, не знающие нужды при жизни, мало думают о душе, о рае, об ответственности за свои поступки. Они ведь думают, что золото решает все. Осуждать ли их за это? Я бы хотел, чтобы богатые научились делиться с бедными, но богачей пугает, что я подбиваю бедноту на борьбу против них. Этим и наживаю себе врагов».

В кабинет писателя без стука вошел молодой человек лет двадцати пяти, худощавый и рано полысевший.
- Папа, я хотел бы поговорить с тобой, – проговорил он с несвойственной ему ранее напористостью.
- А я всегда прошу одно и то же – стучать! – раздраженно прохрипел отец.
- Папа, у меня к тебе серьезный разговор.
- Максим, я занят.
- Ты всегда занят. Я не могу вспомнить, когда ты в последний раз смотрел в мою сторону.
- Господи, Максим! Ты же не баба, чтобы устраивать истерики.
- Я твой сын! – вскричал Максим. (Тимур при чтении так вошел в роль, что тоже вскрикнул. Красотка даже вздрогнула. Влад не сводил с друга глаз.)
- А я твой отец, – писатель повысил голос. Он силился сохранить спокойное выражение лица, но желваки на скулах уже начали дергаться.
- Твое вдохновение приковало тебя к этому столу цепями, – продолжал кричать Мак-сим. – Ты не живой. Ты словно привидение, живущее только одним духом воображения. Я просто хотел посоветоваться с тобой, как мужчина с мужчиной. Да ты и не вспомнишь сейчас, сколько мне лет. И вообще, господин родитель, завтра я уезжаю. Навсегда. Больше ты меня не увидишь.
- Сколько банальностей в твоей бездарной тираде, – почти смеясь, произнес отец.
- Не смей судить мои слова своими филологическими критериями. Я разговариваю как простой человек.
- У такого как я не должен был быть простой потомок ,– процедил писатель. – Это все твоя мать. Это она подавляла в тебе зачатки интеллекта и малейшую тягу к твор-честву.
- Потому что ей сполна хватало тебя – непризнанного гения, – иронично уронил Максим.
- Сейчас я пишу вещь, которая прославит меня, и ты, я уверен, еще возжелаешь примазаться к моей славе.
- Будь ты хоть самим Александром Дюма, я бы ненавидел тебя за то, что реальному общению с семьей ты предпочитал создание воображаемых судеб и мнил себя Богом.
Писателя передернуло. Его словно отшвырнуло к сюжетной линии о Христе, и он вдруг в одно мгновение переключился на волну воображаемого диалога Христа со своим учеником.
Сын вышел, громко хлопнув дверью. Отец даже не услышал, как Максим в сердцах проклял его.

К Иисусу и Петру подошел Андрей.
«Учитель, как бы я хотел стать столь же мудрым, как ты», – сказал он, с восхищением глядя на Христа.
«Мудрым? – задумчиво переспросил Мессия, – В чем, по-твоему, заключается моя мудрость?» «В любви к людям», – не задумываясь, ответил Андрей.
«Любить людей не так сложно, как научить их любить друг друга», – грусть коснулась уголков глаз Иисуса.
«Ты думаешь, что не сумеешь научить этому?»
«Научить любить так же сложно, как заставить не страдать в часы скорби. Души человеческие похожи на потайные подземные убежища. У каждого свое прошлое, своя боль, свои чаяния, разочарования, победы и поражения. Один может спокойно зарезать барана, а другой муравья пожалеет. Один печется о достатке в семье, а другой часами смотрит на небо и мечтательно напевает песни. Люди разные, и научить их одинаково любить друг друга невозможно».

В кабинет писателя снова кто-то вошел. И снова без стука. В этот раз на уединение Роберта С. посягнула молодая стройная брюнетка, которая почти с вызовом заявила:
- Мне все, к чертовой матери, надоело! Папа, ты помнишь, что у тебя есть дочь?
- Лиза, почему ты тоже без стука? – отец удрученно вздохнул.
- А чего тебе бояться? За каким таким тайным грешком можно тебя здесь застукать? Не кабинет, а склеп какой-то.
- Почему ты надела настолько короткую юбку? И что это за бусинка у тебя на подбородке? Ты же уродуешь себя.
- Твои замечания меня не колышат. И уже давно, – дочь метнула взгляд, полный антагонизма и агрессии. – Но меня так заколебала житуха в этом доме, что я предпочла выйти замуж. И как можно скорее. Жених, слава богу, имеется.
- И как его зовут?
- Андрей. Расписываемся в этом месяце.
В голове писателя всплыл монолог Андрея, по замыслу идущий следом за монологом Христа, и он не заметил, как полушепотом спросил:
- За какого Андрея выходишь?
- Ну не за апостола же! – съязвила дочь, наслышанная о том, что отец пишет что-то на библейскую тему.
Писателя передернуло.
- Не смей насмехаться надо мной, – выдавил он почти со злобой.
- Папа, я ведь могла вообще ничего не сказать тебе о моих планах. И я уверена, что ты даже не заметил бы моего отсутствия.
- Кто этот Андрей? – посчитал нужным спросить отец, все еще не вышедший из состояния творческой отрешенности.
- Мой одноклассник. Сын твоего одноклассника.
- Какого именно?
- Того самого, с которым ты подрался на выпускном.
Роберт С. догадался, о ком идет речь. Его лицо не выдало никаких эмоций.
- А тебе не рано замуж?
- Папуля! Мне уже двадцать один год. Я созрела даже для того, чтобы взбунтоваться против твоего самовлюбленного безразличия. Если хочешь знать, мы с Андреем женимся послезавтра. Зачем тянуть? Как распишемся, сразу же уедем.
- Куда?
- В Канаду.
- Почему в Канаду?
- А почему бы и не в Канаду? – девушка нервно расхохоталась. – Мне надоело твое отсутствующее присутствие, твоя вечная отключка. Лучше бы ты пил как все и устраивал время от времени скандалы, чем так… - она обвила руками пространство кабинета. – Ты больше, чем человек-невидимка. Ты – видимая пустота, бесчувственное, заумное привидение; мыльный пузырь, который думает, что имеет вес.
- Что на вас всех нашло сегодня? – отец продолжал сидеть на своем стуле, как приклеянный.
- Всегда мечтала высказать тебе все это прямо в лицо, – с нескрываемой ненавистью во взгляде и в голосе выговорила Лиза. – Прощай. Больше ты меня не увидишь. Дочь вышла, хлопнув дверью. Отец, казалось бы, не понял, что именно сейчас произошло. В его ушах почти навязчиво звучали голоса Иисуса Христа и Его учеников.

«Если бы я мог так мудро общаться с людьми, как ты, Учитель! – восхищенно произнес Андрей, глядя Христу в глаза, наполненные предчувственным страданием.» «Слово способно спасти, и оно же способно убить, – отозвался Иисус. – Главное не то, что и как ты говоришь. Главное, какими мыслями порождены эти слова. Говоря приятное человеку, которого ты презираешь, тем самым, ты искажаешь чувство, заложенное в смысле этих слов, а, значит, лицемеришь».
«Выходит, нужно говорить прямо в лицо то, что думаешь, тому, кого презираешь?» «Сначала перестань презирать его».
«Это самое трудное», – признался Андрей.
«Умение любить достигается тяжелым трудом, друг мой».

В кабинет ворвалась женщина лет сорока пяти. Она, по всей видимости, и в молодо-сти не блистала красотой. Усердный начес копны крашенных волос придавал ей вид почти уверенной в себе женщины, думающей, что эта «разбухшая» кверху прическа ей идет.
- Как ты разговаривал с детьми?! – выпалила жена и направилась прямо к столу мужа.
- Изольда, прошу тебя! Неужели, за столько лет совместной жизни ты не научилась понимать, что в такие минуты меня здесь нет, – почти взмолился писатель.
- Тебя всегда нет! – отрезала супруга. – Наши дети разбегаются кто куда и даже не обещают, что будут заезжать к нам или хотя бы звонить.
- Изольда! Выйди! У меня серьезная тема! – у писателя запершило в горле от резкого скачка голосовой тональности.
- Серьезнее, чем наша семья? – жена не двинулась с места. - Да! Да! Да!
Женщина сникла. Она пожала плечами и с тоскливой безвыходностью во взоре, готовой вот-вот окунуться в слезы, дрожащим голосом произнесла:
- Выйдя за тебя замуж, я похоронила свою жизнь. Сама во всем виновата. Ты говорил, что не создан для семейной жизни, а я, романтичная дура, захотела во что бы то ни стало женить на себе писателя. Ты был прав. Тебе нельзя иметь семью. Ты жил и живешь только в выдуманном тобой мире, и ничего больше тебе не нужно.
- Изольда, то, что я пишу сейчас, это не воображение. Это нечто, подобное видению. Я словно Жанна д’Арк слышу голоса. Не скажу, что эти голоса четкие и явственные, но я будто слышу их и записываю. Это великие откровения самого Иисуса. Сейчас я подобен Святому Луке.
- Ты подобен сумасшедшему, – произнесла жена, подходя к двери и, не оборачиваясь к мужу, добавила: - Ничем хорошим эта твоя писанина не закончится.
«Изо льда», – подумал писатель, провожая выходящую из кабинета жену взглядом, полным разочарования. Стоило ей захлопнуть дверь, он тут же вернулся к работе.

- Ты говорил, твоя читка будет короткой, – недовольно, почти по-детски вымолвила красотка Лика, смачно разжевывая розоватую жвачку. – Чего-то я про этих двух Андреев не поняла. У меня было как-то сразу два Коли. Такие разные, блин. С обоими с тоски помирала. И теперь тоже просто сдыхаю.
- Ликуся, потерпи, – попросил Тимур, – тут чуть-чуть осталось.
- Это у тебя между ног «чуть-чуть». А в руках – целая куча листов. Я не доживу!
- Хочешь кофе? – предложил хозяин квартиры.
- Где ты был до сих пор?! – Лика поднялась с кресла и, не опуская задравшуюся юбку, влепила жвачку в центр неординарно раскрашенной глиняной тарелочки, стоявшей на полке со всевозможными сувенирами.
Влад вышел на кухню, осознавая, что никакие запрещения на эту особу не подействуют. Лика резко подсела к Тимуру и начала расстегивать пуговицы на его выцведшей сорочке.
- Лика, перестань! – прошептал Тимур, пытаясь отстранить ее руки.
- Развесели меня, мой пусеночек. А-то занудил без антракта. – Пальцы девушки плавно подползли к застежке на брюках. – Мы уже полдня не…
- Ликуся, этим займемся потом. И не здесь. – Тимуру пришлось причинить упрямице боль, сдавив ей запястье.
Красотка откинулась к спинке дивана и надула губки. Тимур виновато улыбнулся, подумал извиниться, но вместо этого спросил:
- Разве тебе не нравится моя повесть?
- Мудреная слишком.
- Это же гениальная вещь. Только подумай! Здесь затрагивается тема о том, что грешник пишет о Великом Святом и остается грешником, не умея приобщить к своей собственной жизни откровения Христа.
Лика зевнула. Заполучив, наконец, чашку кофе, она потянулась за очередной сигаретой. Через несколько минут она уже разглядывала узоры из кофейной гущи и пропускала мимо ушей все, что до них доносилось.

«Знаете, друзья мои, - начал Христос после долгого молчания, – когда меня спрашивают, почему в мире столько жестокости и страданий, я начинаю говорить то, что способно успокоить человека. Но Истина подобна лекарю. Она не всегда облегчает страдания. Она способна причинить нестерпимую боль. Я пришел на землю, чтобы стать призмой между лучом Истины и плодородной почвой человеческого разума. Далеко не каждому дано принять удар такого луча. Да и не нужно всем знать Истину в ее чистом виде. Это опасно. Может наступить хаос».
«Учитель, ты мудр, – сказал Семен. – Я уверен, что тебе дано знать больше, чем всем нам, но разве не должен ты поделиться со своими учениками теми великими знаниями, которыми ты обладаешь? Полагаю, мы уже доказали тебе нашу верность».
«Самое главное, а именно то, что вы должны распространять среди людей, вы уже знаете. Когда меня не будет рядом, вы сможете проповедовать мое учение и дарить людям веру во спасение.
Не забывайте никогда, если вы и избраны мной, это не значит, что у вас есть право возвышаться над остальными людьми, и даже теми, кто пожелает забросать вас камнями. Люди слышат только тех пророков, которые им удобны. Не бойтесь идти против устоявшихся взглядов. Придет время, и ваши слова будут услышаны».
«Но будут ли они правильно поняты?» – спросил Филипп.
«Все в руках Всевышнего, – ответил Иисус. – Мне бы и самому не хотелось, чтобы человечество совершило много ошибок на пути понимания моего учения. Но всему свой час и свое место. Ибо даже ошибки имеют право на существование. От вас, братья мои, зависит одно – быть».
«И больше ничего?» – спросил Иуда.
«Стараться быть лучше, чем вы есть», – отозвался Иисус с задумчивой улыбкой на губах.
«Что мы должны для этого делать?» – поинтересовался Петр.
«Обогощайте сердце свое любовью, душу свою состраданием, разум свой пониманием и дух свой верою. Не оскверняйте помыслы свои ненавистью и завистью, не унижайте себя льстивостью, не наполняйте память свою обидами. И верьте в то, что я всегда пребуду с вами».

Писатель вздрогнул, когда дверь снова открылась. Но это был всего лишь сквозняк. Он встал, чтобы закрыть окно. Ветер усиливался и злобно свистел. Блюдце луны устало и печально висело над безлюдной улицей. Писатель сам не заметил, как закрыл дверь на ключ и, обернувшись к окну, вдруг вслух произнес слова Христа, которые собирался напечатать:

«Завтра, когда мы соберемся здесь, я открою вам то, что вам следует знать. Я все же принял решение открыть вам чистую Истину. И тогда вы сами решите, идти вам за мной дальше или нет. Ибо то, что я скажу вам, изменит все ваше восприятие жизни. Вы не сможете оставаться такими, какие вы есть сейчас. Завтра вы поймете, что есть Бог во Вселенной, Бог в человеке и что есть человек для Бога. Я открою вам тайну жизни и смерти. Но запомните: мои слова никогда впредь не должны слететь с ваших уст. Ибо повторить их слово в слово вы не сможете. И тогда смысл Высшей Истины будет вами искажен. А искажение повлечет за собой гибель человечества».

Писатель пошатнулся. Он говорил так, будто рядом с ним действительно находились люди. Он даже не сел за рабочий стол и стоя записал эти слова ручкой на первом попавшемя листе бумаги.
В момент, когда была поставлена точка, потух свет. Писатель шокированно застыл. Казалось, он не мог даже пальцем пошевелить. Он был поражен в самое сердце мыслью о том, что не успел перенести напечатанное на дискету. Последние страницы исторической повести просто-напросто стерлись.
Он упал на стул, почти не дыша. В дверь постучала жена. Писатель пришел в себя. Он вспомнил, что у него в столе есть фонарик, которым он пользовался крайне редко, ведь свет в этом районе города практически никогда не отключался. Нащупав фонарь в глубине самого нижнего выдвижного шкафчика, он пошел открывать дверь.
- Что ты так долго? – возмутилась супруга. – Я уже беспокоиться начала.
- Все нормально, – не своим голосом произнес писатель.
- Что-то я сомневаюсь, – молвила жена. – Сейчас принесу тебе воды.
Женщина завозилась на кухне, беспрерывно тарахтя о чем-то, что не доходило до отрешенного мужа.
- Как назло я захотела сегодня искупаться. Сунула в ванну этот чертов кипятильник. Сам знаешь, горячая вода две недели, как накрылась. Голова уже три дня немытая, еле дышу. Куда спички подевались? И вообще, почему свет отключили? В наших домах такое безобразие исключено! Ненавижу, когда ничего не вижу. Дети ушли в гости. Интересно, там есть свет?
Писатель стоял с фонариком и смотрел в одну точку. Он вдруг понял, что боится писать продолжение. «Неужели мне будет дано знание Истины самого Иисуса Христа? Имею ли я право выдавать такую тайну?» – думал он, не слыша ничего, кроме собственных мыслей.

- Я устала, блин! – раздался развязный голос Лики. – Владичка, где тут у тебя туалет?
- Выйдешь из комнаты и сразу налево, – сказал Влад, с сочувствием поглядев на разгоряченного от волнения Тимура.
Красотка молча удалилась.
- Слушай, где ты ее откопал? – шепотом спросил Влад.
- Да на одной вечеринке познакомились.
- Чего ты ее сюда привел? Если она заводит тебя в постели, это не значит, что ее должны заводить твои рассказы.
- Я просто думал повысить уровень ее интеллекта.
- Чтобы его повышать, ты бы постарался для начала разглядеть шкалу этих уровней. У данной особы такая шкала отсутствует на корню.
- Ты сам говорил, что дурочка подойдет мне больше, чем умная.
- Не перевирай мои слова. Я говорил, что слишком умная никогда не станет твоей поклонницей. А такому как ты нужна почти что фанатка, чтобы она боготворила тебя и носила на руках. А полной дуре до лампочки твой ум и твое творчество. Ищи золотую середину.
- А она есть?
- Думаю, есть. Только давай сначала решим, куда девать эту плоскогрудую крайность. – Влад кивнул в сторону туалета.
- Ну не выгонишь же ты ее?
- Нет, она сама уйдет.
Влад протянул руку к телефону, быстро набрал номер и весело проговорил:
- Привет, Малевич! Намалевал что-нибудь интересненькое? Неси сюда. Тут у меня в гостях ценители твоего творчества.
- Кто это? – спросил Тимур, когда Влад положил трубку.
- Сосед. Надо мной живет.
- Он правда Малевич?
- Я его так прозвал. Обожает кубизм, всякие авангардные выверты и навороты. Та картина его рук дело, – Влад указал на произведение, не понравившееся Лике. – Но лучше всего у него шаржи получаются. Сам увидишь.
В комнату Лика вошла с таким видом, будто она окончательно потеряла интерес не только к происходящему, но и к жизни вообще.
- Почему у тебя нет сливного бачка, блин? – бесцеремонно спросила красотка, встряхивая влажные ладони. Фиолетовые ногти безбожной длины не очень подходили к и без того длинным пальцам.
- Я собираюсь его приобрести, - шутливо ответил Влад. Но гостья шутки не поняла.
- Больше не приводи меня сюда, - обратилась она к Тимуру. – Там в ванной, блин, такой плохой пол, что я чуть каблук не сломала. А ведь я могла и шею себе свернуть, падая.
Мужчины переглянулись, но перемолчали.
В эту наполненную неловкостью минуту раздался чеканный стук в дверь. Влад притворился, что не догадывается, кто бы это мог быть, и с удивлением на лице пошел «узнавать, кого же это принесло».
Тот самый Малевич, юркий, лысый и болтливый, держал в руках несколько листков жесткой бумаги. Он шустро уселся на диван рядом с Тимуром. Влад весело произнес:
- Познакомьтесь, это Серож – будущий великий карикатурист.
- Я уже великий, ты что!?! – воскликнул Серож с легким армянским акцентом.
- Хорошо. Уже великий, - улыбчиво подтвердил Влад. – Соизволь познакомиться с сидящим рядом с тобой великим писателем Тимуром, а это великая топ-модель и актриса Лика, - добавил он под всеобщий неподдельный смех. – А я, великий кинорежиссер, собрал вас здесь и думаю, что же такого великого нам сейчас сотворить.
Все вчетвером от дущи расхохотались. Смех не утихал и даже усилился, когда Серож стал показывать принесенные им шаржи Сталлоне, Пугачевой, Кикабидзе, Распутиной, Жириновского и самого Серожа.
Талант художника действительно не вызывал ни малейших сомнений. Лика оживилась и сразу же нашла с Серожем тему для разговора. Она поинтересовалась:
- Ты бы не смог и меня нарисовать?
- Без проблем, - откликнулся Серож с блеском в глазах.
- Где и когда начнем? – настойчиво вопрошала девица.
По взгляду Влада Серож понял, что ее можно и нужно уводить во что бы то ни стало, и, не долго думая, деловито предложил:
- Мой рабочий кабинет наверху. У меня дома настоящая художественная мастерская. Поднимещься ко мне?
- Отпад! Я согласна! – Красотка захлопала в ладоши и, взглянув на Тимура с наигранной виноватостью, промолвила: - Дорогуша, я правда очень замучилась. Мне хочется развлечься. Можно?
- Иди, Лика, иди, - согласился Тимур. В другой ситуации он бы так не поступил, но желание дочитать собственное детище было в данный момент сильнее всех чисто мужских принципов и амбиций.
Выйдя на лестничную площадку, Серож предложил Лике взять его под руку и как бы между прочим спросил:
- Чем вы тут у Влада занимались?
- Тимка рассказ читал. Свой. Я чуть не уснула, блин.
- И о чем рассказ? – Серож смотрел на девушку с добродушным вожделением.
- Да я не особо разобрала. Какие-то там два Андрея, блин… Один с Лизой, другой с Богом.
- Ну и бог с ними, - подавляя смешок, выговорил Серож.

Тимур облегченно вздохнул, когда дверь за красоткой закрылась. Он негромко сказал:
- Ты был прав. С ней только развлекаться. Но есть ли такое понятие, как «женщина для души»? И есть ли такие женщины?
- Ты забыл слово «муза»? Женщина, которая вдохновляет на великие творения, становится частью души того, кто творит. Разве не так? Если у тебя нет музы, это не значит, что все женщины такие, как Лика.
- Ты опять прав, - вздохнул Тимур.
- Лучше скажи, почему ты вдруг затронул тему о Христе? О Нем столько уже написано. Собрался продолжить Библию новым «откровением»? – Влад снова сел напротив друга.
- Да нет, что ты! Я просто искал параллель между Богом и человеком, пишущим о Боге.
- Ладно, давай дочитывай. Мне даже интересно стало, о какой такой особенной истине шла речь.
Тимур лукаво улыбнулся и продолжил чтение.

Писатель снова вошел в свой кабинет. Темнота давила на него. Казалось, все предметы вокруг стали сообщниками тьмы и намерены раздавить его. Даже скрипучий хруст паркета под ногами был подобен звуку раскалывающейся пустоты. Ветер за окнами вызывал почти первобытный страх и будоражил чувство одиночества.
Мужчина посмотрел в черный глаз компьютера. Ему показалось, что он проваливается внутрь этого темно-серого квадрата.
Он знал, что должен докончить свою повесть. Должен написать о том, что именно открыл своим ученикам Христос. И он чуть-было не упал без чувств, когда в его голову пришло то, что он должен вложить в уста Иисуса. Писатель был настолько поражен, что не мог пошевелиться.
- Дорогой! – послышался голос жены. – Пожалуйста, помоги мне. Я никак не могу закрыть окно в спальне. Говорила же, что нужны новые рамы. Этот ветер выдует все тепло. Ну где ты, Роберт? Иди же сюда!
Супруг решил, что ему нужно отвлечься. К тому же, писать в темноте то, что пришло ему в голову, даже страшно.
После того, как окно было закрыто, писатель направился в ванную комнату, чтобы умыться. Откровение Иисуса Христа не выходило из головы. Оно будто раскалывало лоб и болезненно пульсировало в висках. Посмотрев на себя в зеркало, Роберт С. побледнел. Ему почудилось, что он увидел череп с пустыми глазницами вместо своего лица.
- Я должен отдохнуть, - сказал он вслух.
В кране воды не оказалось, и он механически протянул руку к ванне, наполненной водой.
Вода была еще теплой, но писатель даже не вспомнил, почему. Он умылся, стараясь не смотреть в сторону зеркала. Он коснулся воды еще раз, чтобы немного смочить волосы.
И в этот момент, по воле рока, дали свет.
Боль от удара током пронзила писателя насквозь. Через мгновение он упал на уложенный яркой фиолетовой плиткой пол.
В кабинете включился компьютер. Последние страницы текста машина не сохранила. Листок, на котором от руки был написан последний монолог Христа, неожиданным сквозняком отбросило прямо в мусорную корзину, стоявшую около стола. Ветер за окнами прекратился.

Тимур поднял глаза и устало вздохнул.
- Здорово ты выкрутился! – воскликнул Влад, про себя подумав: «Для далеко нерелигиозного человека тема, мягко говоря, странная».
- Ну и как тебе вещь? – автор явно ожидал похвалы.
- Мистический момент своеобразно уместен. Начало немного затянутое.
- А разве можно о Боге писать динамично? Здесь, как-никак, философия.
- Ладно, философ новоявленный. Я не критик, но лично я не рискнул бы выдумывать цитаты Христа.
- А может, я и не выдумывал. – Тимур пытался произнести эту фразу шутливо, но не получилось.
- Тогда ответь, пожалуйста, сам-то ты знаешь, что хотел рассказать Христос своим ученикам?
- Если бы я знал, то наверняка не сидел бы сейчас перед тобой.
- Ой, как страшно! – добродушно пошутил Влад. – Намерен ли ты сам следовать советам Христа?
- Я в апостолы не записывался. Навряд ли я когда-нибудь смогу полюбить людей, которые меня раздражают.
- А ты постарайся не раздражаться.
- Вот это-то труднее всего.
- Не обращай внимания на то, что тебя раздражает, - дружески посоветовал Влад.
- Если человек хладнокровен и ко всему равнодушен, это нисколечко не означает, что он умеет всех любить и прощать. Он просто бережет свои нервы.
- Давай лучше пивка выпьем, - предложил Влад, хлопнув ладонями по коленям. Через пару минут он вернулся из кухни с двумя баночками холодного пива и сел рядом с Тимуром на диван. – Не ломай голову, дружище, - тепло и спокойно сказал он, отхлебнув глоток. – Люби, кого любишь и не пытайся любить тех, кому ты безразличен.
Тут они оба подняли глаза к потолку. Послышалось ритмичное поскрипывание кровати.

2003