Чтобы списывать верно с натуры, надобно
уметь явления действительности провести
через свою фантазию, дать им новую жизнь.
В.Г.Белинский

О, этот моря аромат,
От звуков мощных отрешенье,
И солнца лучезарный взгляд
Сквозь лёгких облаков движенье.
Т.Айдинова

Но как читала эта курносенькая, веснушчатая девятнадцатилетняя малышка! Конечно, Игорь Северянин оставался самим собой, но эта девочка вкладывала в его слова что-то свое; и даже кураж был, хотя и какой-то безответный, терпимый, тихий. И становилось почему-то страшно за неё.

Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж...
Королева играла – в башне замка – Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил её паж.

Отчего этой умненькой, но такой незаметной, хотя и милой девочке, никогда не видевшей моря, учительница русского языка, руководитель кружка художественного чтения Наталья Николаевна доверила читать эти стихи на вечере поэзии, который они назвали «Стихи о музыке и музыка стиха»?
Это была новая для Натальи Николаевны русскоязычная группа, тридцать студенток, с которыми она едва успела познакомиться, так как начала преподавать у них в конце октября, а в середине декабря уже должен был состояться традиционный вечер поэзии. Однако интуиция, чутьё никогда не подводили её.
Наталья Николаевна сама занималась в кружке художественного чтения при Доме учителя в студенческие годы и продолжала после окончания института.
Руководителями кружка в разное время были прекрасные актёры драматического театра имени А.В.Кольцова, даже знаменитый ныне Л.С.Броневой, служивший в этом театре с 1958 года по 1962 год. Правда, он провёл всего несколько занятий, перепоручив эту работу своей жене – актрисе, милой В.Блиновой, которой вскоре не стало. Как давно это было!
Уже на первом занятии, как всегда индивидуальном, Наталья Николаевна увидела, почувствовала восприимчивость Нади ко всему, что ей предлагалось усвоить. Логические и психологические паузы, логические ударения, интонация – всё быстро стало на свои места и закрепилось так, что последующие репетиции были совсем короткими, кроме одной, в начале работы. Занятие началось с чтения стихотворения «Это было у моря . . . »
Стихи Наде очень понравились.
- Северянин – псевдоним Игоря Васильевича Лотарёва (1887 -1941), - сказала Наталья Николаевна. - Возможно, это ласковое имя закрепилось за ним после того, как поэт Константин Фофанов в небольшом стихотворении назвал Игоря Лотарёва, однажды пришедшего к нему на лыжах (это было в Гатчине), «мой Северянин». И он же «внушил ему идею личной гениальности», как заметила Тэффи в «Мемуарных очерках». Северянин писал поэзы – так называл он свои стихи. И сам любил читать их перед слушателями.
- А как он читал, Наталья Николаевна? – спросила Надя.
- Нараспев. Поэтесса Ирина Одоевцева, когда была в эмиграции, встретилась с Северяниным в Берлине. Она вспоминает: «… Я говорю – начинайте с «Это было у моря…». И он, скрестив по-наполеоновски руки на груди и закинув голову, уже начинал запевать… Закончив, он без паузы переходит к новому стихотворению… Я теряю счёт им…

Ты ко мне не вернёшься даже ради Тамары,
Ради нашей дочурки, крошки вроде кроля…

Наша дочурка? Разве у него есть дочь? Мне хочется его спросить, но я не решаюсь прервать его…Сейчас поэзы кажутся мне совсем иными… В них высокая, подлинная поэзия. И сейчас я в этом не сомневаюсь – Северянин настоящий поэт… О, только бы слушать его ещё и ещё». Кстати, И.Северянин был в родстве с великолепным поэтом А.А.Фетом (Шеншиным).
- Наталья Николаевна, я могу познакомиться с другими его стихами?
- Конечно, Надя.
И Наталья Николаевна подала ей красивый блокнот.
- Книг Северянина у меня никогда не было, не удавалось купить, но написанному здесь можно верить, - сказала она, улыбаясь.
Надя читает стихи вслух. Вот «Увертюра». Перечитывает последнюю строфу:

В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни превращу в грёзо-фарс…
Ананасы в шампанском, ананасы в шампанском!
Из Москвы – в Нагасаки! Из Нью-Йорка – на Марс!

Понравилось Наде стихотворение «Не завидуй другу»:

Не завидуй другу, если друг богаче,
Если он красивей, если он умней.
Пусть его достатки, пусть его удачи
У твоих сандалий не сотрут ремней.

Быстро запомнила наизусть строки из «Эпилога», несмотря на неологизмы:

Я, гений Игорь Северянин,
Своей победой упоён:
Я повсеградно оэкранен,
Я повсесердно утверждён!

- О Северянине часто говорили с усмешкой. А он писал:

Моя двусмысленная слава,
Мой недвусмысленный талант.

Ты можешь взять блокнот и переписать всё, что тебе понравится.
- Ой, правда? Спасибо, Наталья Николаевна! В его стихах любовь, много любви. Слово любовь Надя произнесла с твёрдым звуком «ф».
- Наденька, - мгновенно отреагировала Наталья Николаевна, - звук «ф» в этом лучшем из слов должно (она специально употребила это устаревшее слово) произносить мягко. Никогда не делай больше этой ошибки. Повтори, пожалуйста, правильнo и дома потренируйся. Знаешь, великий актёр Николай Черкасов говорил коллеге по Александринке (это театр драмы имени А.С.Пушкина в Петербурге): «Когда я слышу, как на улице или, не дай бог, по радио говорят «любовь» без мягкого знака, я цепенею. Это не только языковая распущенность, это позиция. Нет любви без мягкого знака. Буква – это смысл». И ещё один пример. Михаил Чехов, знаменитый режиссёр и актёр, племянник А.П.Чехова, когда-то сказал: «Слушайте звук, и вы узнаете человека». Видишь, Наденька, как тонко, внимательно надо подходить к тому, что делаешь, как говоришь.
- Спасибо, Наталья Николаевна. Я исправлю ошибки. А эти цитаты есть в блокнотике?
- Да, в конце.
… На вечере поэзии все члены кружка, в основном это были студенты грузинских групп, читали великолепно. Наталья Николаевна каждое слово прочитывала вместе с выступающими, каждый звук воспринимала всем существом своим; казалось, она не дышала в эти мгновения.
Надя читала необыкновенно.

Было всё очень просто, было всё очень мило:
Королева просила перерезать гранат,
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.

Это была уже не Надя, а королева: нежная, томная, страстная, своевольная.

А потом отдавалась, отдавалась грозово,
До восхода рабыней проспала госпожа…
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.

Но кто научил девочку-королеву этим изгибам интонации, этой мелодике? Она, её учительница? Не только. Здесь было ещё нечто другое, то, чему научить нельзя…
Наталья Николаевна сразу полюбила эту девочку. Впрочем, она любила всех, кого учила. Войдя после зимних каникул в группу, где училась Надя, Наталья Николаевна сразу уловила волнение, витавшее в аудитории.
- Что-то случилось? – спросила она, обращаясь ко всем, чем нарушила обычно соблюдаемый ею педагогический этикет.
Одна из студенток сказала тихо:
- Надя ждёт ребёнка.
Предчувствие не обмануло НатальюНиколаевну. Потом ей рассказали.
- Понимаете, Наталья Николаевна, на следующий день после вечера поэзии, как говорит Надя, хозяйка (она ведь на квартире живёт) попросила её отнести соседу чачу, которую она привезла ему из деревни. Надя отказывалась, но потом пошла. Сосед, молодой парень, жил этажом ниже. Он впустил девушку, а потом, даже не заметив спиртного, взял её на руки и бросил на кровать.
Всё, что произошло, не ощущалось ею как реальность, будто не с ней все случилось. Так передавала Надя позднее свои ощущения Наталье Николаевне.
А потом приехала мать, которая жила в пригороде с братом Нади и работала уборщицей в школе. Узнав обо всём, она била дочь и кричала:
- Ты негодяйка, ты плохая.
Успокоившись, сказала себе:
-Нет, Надя хорошая. Я же вот тоже родила детей вроде как себе, сама и ращу. И ничего, хорошие получились у меня дети.
Ей советовали обратиться в суд. Она сказала:
- Чего позориться. Воспитаем.
В конце сентября у Нади родилась девочка, назвали её Тамарой. Они жили теперь все вместе в студенческом общежитии. Наде дали одноразовое пособие за счёт учебного заведения, помогли многие, кто её знал.
Начинались трудные и непонятные годы.
Наталья Николаевна пришла проведать Надю. Она поздравила её, передала подарки.
- Спасибо, Наталья Николаевна. Вот теперь у меня, как и у Игоря Северянина, если верить стихам, дочь Тамара, - радостно говорила маленькая мама, раскрывая пакет с детскими вещами. – Ой, какие красивые, где же вы купили? Ведь в магазинах ничего нет.
Потом присела на краешек стула и заплакала.
Вошла худенькая тёмноволосая женщина с глазами умными и грустными.
-Ну, как вы тут, чо ели-пили? – заговорила она высоким голосом. - Здравствуйте, Наталья Николаевна. Спасибо, что пришли. Вот чо учудила дурёха моя. Ну и ладно. Воспитаем, воспитаем. Ей надо теперь строгой быть. И я держу её в строгости. Никуда не пускаю.
- Мама, давай уедем в наш городок, на Урал, - вдруг сказала Надя. – У нас там очень красивые места, Наталья Николаевна. Знаете, там и кержаки живут, они хорошие, только суровые немного и замкнутые. Из своего стакана чужому напиться не дадут. Специальная посуда у них есть для других людей. Здесь, конечно, люди более мягкие, открытые…
- Я знаю, Наденька. Некоторое время в детстве жила на Урале и в Сибири и видела кержаков, общалась с ними. А недавно читала о них.
- Наталья Николаевна, расскажите, пожалуйста. Я давно интересуюсь их историей и так люблю слушать, когда вы рассказываете.
- Я расскажу, конечно, но сначала покажу тебе интересные книжечки, которые принесла. Смотри, вот «Мать и дитя» под редакцией академика Сперанского. Старая добрая книга. А это Бенджа-мин Спок, знаменитый американский педиатр, - «Ребёнок и уход за ним». Прочитай, что-то просмотри и обязательно выпиши необходимое. Главный постулат Спока: «Любите вашего ребёнка таким, какой он есть». Эти книги я тебе дарю. Думаю, ты будешь хорошей мамой.
- Спасибо. Теперь вы расскажете мне? Знаете, Наталья Николаевна, мне в школе один мальчик нравился, но он ни с кем не дружил. Его родители были кержаки, ну и он, конечно, тоже.
- Нам, Наденька, придётся побывать с тобой в России XVII века. Кажется, в 1654 году произошёл раскол церкви из-за того, что патриарх Никон, умный и властный, в начале своей деятельности любимец царя Алексея Михайловича, самовластно решил провести реформу. Иконы писать, церковные книги исправлять должны были по греческим образцам, ибо Никон считал, что греческая церковь сохранила истинное православие. Личной властью он повелел креститься тремя перстами, хотя на Руси всегда крестились двумя (ранние христиане – одним или даже пятью перстами). Этому противились многие священники, открыто выступая против реформы Никона. Протопоп и писатель Аввакум (его «Житие» - является шедевром мировой литературы) стал идеологом русского раскола. Аввакума сожгли в Пустозёрске, а до этого он и его семья много лет находились в ссылке.
Тех, кто был против реформы, называли раскольниками, староверами, старообрядцами. Они уходили в леса, в горы и селились там. Места, где эти люди скрывались, называли скитами. Их находили, разоряли. Когда в Нижегородской губернии, в Керженце, были разгромлены керженские скиты, старообрядцы стали селиться на Южном Урале, в Сибири, в Забайкалье. Отсюда, вероятно, и происхождение слова кержак. Образовался и глагол кержачить – раскольничать. Писатель Мельников-Печерский в романе «В лесах» описывает быт кержаков. Суриков написал картину «Боярыня Морозова», которую купил П.М.Третьяков за пятнадцать тысяч рублей.
- У меня репродукция была, я помню. Раскольницу боярыню Морозову на дровнях везут по улицам Москвы. Она подняла руку и пальцы свои, такие тонкие, сложила в двуперстие, а рука скована цепью. Я не ошиблась, Наталья Николаевна?
- Вполне можешь быть экскурсоводом.
- А потом что с ней произошло?
- Боярыню Морозову вместе с сестрой, княгиней Урусовой, тоже раскольницей, пытали, били плетьми, а потом в Боровске посадили в глубокую яму. Они умерли, но не покорились.
- Какие сильные люди.
- Да, мощные духом, ярые сердцем, как говорили тогда. - Проснулась и подала голос Тамарочка.
- Пора нам с тобой расставаться, Наденька, - сказала Наталья Николаевна.
Уходя, она взглянула на всё ещё спящую девочку и мгновенно отвела взгляд, чтобы как-тоне навредить. На пороге задержалась, спросила:
- Наденька, а тот человек внешне какой был? Маленькая мама смутилась, но ответила прямо:
- Наталья Николаевна, я не помню. Я видела его близко один раз, тогда. Наверное, встре-чала и раньше, но не обращала на него внимания. А теперь уже не встречу никогда, если мы уедем. И не хочу даже, будто его и не было. Мы обязательно уедем. Конечно, мне будет жаль расставаться с хорошими людьми. Мне даже кажется, что само слово “Грузия” вызывает положительные эмоции, сразу представляется что-то красивое.
Они тепло простились. Больше их встречам не суждено было состояться.
Начались смутные годы. Менялись облик и суть жизни. Наталья Николаевна перечитывала Анатоля Франса, любимого ею, и замечала некое сходство между его героями – политиками эпохи Третьей республики во Франции и политическими деятелями конца ХХ века, своими современниками.
«После этого я стал жить без своего «Я», как, впрочем, живут все политические деятели», - рассуждает герой новеллы «Маргарита». И далее: «Сколь многое рушится, увы, вследствие нашего падения: и благосостояние страны, и общественная безопасность, и спокойствие в умах».
«А вдруг всё к лучшему, - думала Наталья Николаевна, - и мы, наконец, сможем ощутить истинную, чувственную прелесть бытия?»
Прошло девятнадцать лет, быстрых и разных, в которых не было места воспоминаниям о Наде. Много лет Наталья Николаевна не была на море. И вот она оказалась в морской сказке. Прекрасный дом в ста метрах от берега. Но ведь дом – это прежде всего люди, которые в нём живут, как писала её внучка в школьном сочинении. И люди были милые, красивые, добрые. И море ласковое, не бурливое, ровное. И небо было прозрачное. И солнце не жгучее, а слегка так поглаживавшее кожу. Наталья Николаевна наслаждалась каждым всплеском волны, каждым лучиком солнца, воздухом и светом, тишиной, изредка нарушаемой восторженными вскриками купающихся.
Однажды утром, подходя к морю, она увидела красивую живую картинку: девушка, держась одной рукой за руку юноши, другой – вытирала свою ножку, скорее даже отряхивала с неё назойливо прилипающий песок маленьким полотенцем. Они были одеты и, видимо, собирались уходить. Даже первый взгляд отметил бы их некую избранность, отстранённость. Девушка выпрямилась и стала похожа на статуэтку, юноша был ей под стать.
- Доброе утро, мадам, - приветствовали они Наталью Николаевну, подходя ближе. – Какое чудесное утро, не правда ли?
- Правда. Рада вас видеть,- ответила Наталья Николаевна, улыбаясь, будто эти молодые люди были её старыми знакомыми.
- Разрешите представиться, - неожиданно сказал молодой человек. – Алексей Потёмкин, а это моя жена Тамара. Мы из Франции, отдыхаем в Н. (юноша назвал находящийся в двадцати минутах езды модный курорт), а здесь в гостях второй день, завтра уезжаем.
- Меня зовут Наталья Николаевна. Вам нравится тут?
- Да, мы отдыхаем с удовольствием, - сказала Тамара.
- Да, да, нам очень приятно, - подтвердил Алексей.
Он говорил с небольшим акцентом, хотя совершенно свободно. Но Тамара удивила Наталью Николаевну. Давно она не слышала такого «экономного» (за счёт гласных) произноше-ния. Налицо был лингвистический закон «наименьшего усилия».
- Тамарочка, вы северяночка или уралочка?
- Родилась я здесь, жила на Урале.
- А давайте мы посидим сегодня вечером в местном кафе, что у моря, - предложил Алексей. – Мы приглашаем вас, Наталья Николаевна. Вы согласны?
- Спасибо, я согласна, - машинально ответила Наталья Николаевна. И смотрела на Тамару, чувствуя, как похолодело и стало сжиматься сердце. Тамара захлопала в ладошки и засмеялась.
- Совсем ребёнок ещё. – Алексей ласково посмотрел на жену. – И всегда такой будет, я думаю.
- «Можно ли когда-нибудь вылечиться от детства?» - кто-то из французских поэтов задал этот риторический вопрос, - сказала Наталья Николаевна с улыбкой, не сходившей с её лица с момента встречи с этими молодыми людьми.
- О, это замечательный вопрос. В восемь часов вы сможете?
- Да, конечно.
- До встречи!
- Счастливо!
Наталья Николаевна долго смотрела вслед уходящим и неожиданно для себя произнесла: «Это было у моря, где ажурная пена …». Сколько лет она не вспоминала этих строк, не перечитывала Игоря Северянина. И вдруг - следующая мысль: а где сейчас девочка, что читала эти стихи, маленькая мама по имени… Надя, кажется, так ее звали. Свою дочь она назвала Тамарой.
Наталья Николаевна, волнуясь, ждала вечера. В кафе они уютно устроились, заказали мороженое, минеральную воду, сыр и под лёгкий плеск волн начали говорить неспешно, не перебивая друг друга.
- Вы хорошо говорите по-русски, Алёша.
- Так меня мой папа называл. Он ведь был русский, родился в Париже. А мама француженка. Папы не стало, когда мне было двенадцать лет. К тому времени я уже много читал на русском языке. Но вот из того, что рассказывал папа о наших предках, почти ничего не помню, а бумаг каких-нибудь, документов не сохранилось.
- А что вам запомнилось из рассказов папы ?
- Помню, он говорил о Дмитрии Потёмкине, Дмитрии Александровиче. Не так давно я нашёл материал о нём в Интернете. В пятнадцатилетнем возрасте он, по приказу отца, спас знамя Сумского кадетского корпуса, где учился. Жил во Франции, потом в Америке.
- Я знакома с этой статьёй, - сказала Наталья Николаевна. – Искала информацию о поэте серебряного века Петре Петровиче Потёмкине и прочитала о вашем родственнике. Это был человек чести и долга.
- Наталья Николаевна, а знаете, как мы познакомились с Тамарой? Вам интересно это?
- Конечно.
- Я учился в Сорбонне философии и социологии. Вообще ведь позитивную науку об обществе одним из первых пытался создать французский философ Огюст Конт, он же ввёл и термин социология. Нас хорошо учили. К тому же мы побывали в разных странах, приехали и в Россию. Это было моей мечтой. Мне хотелось попасть на Урал и в Сибирь, потому что я заинтересовался историей русских староверов-раскольников и даже познакомился с их потомками, когда приехал в Пермь. Они не очень общительны, а в остальном ограничения, которых они должны придерживаться, носят символический характер.
А потом я встретил Тамару.
- Ой, Наталья Николаевна, так было смешно, - продолжила рассказ мужа Тамара. – Я стою около газетного киоска и разговариваю с мамой, она киоскёр. Алексей в это время подходит, хочет купить газету. А сам на меня смотрит. Я сразу в него влюбилась. Мы так долго стояли. Мама вышла из киоска. Алексей сначала с ней познакомился, потом со мной.
- Тамарочка, как зовут маму?
- Надя.
-Тамрико, девочка моя, ты здесь? – услышала Наталья Николаевна приятный мужской голос и увидела приближающегося к ним мужчину.
- Это мой папа, - сказала Тамара и посмотрела на Наталью Николаевну. И чувствовалось, что ей приятно и радостно произносить это слово. – А это наша новая знакомая Наталья Николаевна.
Отец Тамары подошёл, подал руку и сразу опустил.
На мгновение Наталья Николаевна отрешилась от всего, что её окружало, и видела только этого подошедшего к ней человека. Его глаза светились любовью, когда он смотрел на дочь.
- Это вы … - тихо произнесла Наталья Николаевна.
Отец Тамары вздрогнул, и было видно, как лицо его багровеет.
- Алексий, вы скоро придёте? – спросил он, не поднимая головы и делая ударение в имени на первом слоге.
- Мы придём, - улыбаясь, ответил Алексей.
Когда отец Тамары стал медленно удаляться, она растерянно посмотрела на Наталью Николаевну и тихо спросила:
- Наталья Николаевна, вы знали моего папу раньше?
- Вашего папу, Тамарочка, я не знала, но вот маму – кажется, да. Недолгое время я преподавала русский язык в группе, где она училась.
- Не может быть. Но как же мы встретились? Ведь это же чудеса какие-то! А я помню, что мама рассказывала мне о преподавателях, о подругах.
- Я и с бабушкой твоей познакомилась, и тебя видела в пеленках. Правда, с тех пор ты изменилась.
И они рассмеялись. Алексей удивленно смотрел на них, порываясь что-то сказать.
- Наталья Николаевна, а мама ведь хорошо училась?
- Да, она была лучшей студенткой, прекрасно читала стихи.
- А с папой вы не познакомились, когда я родилась, потому что он ведь в армии служил и во время каких-то учений сломал ногу, лежал в госпитале. А потом мы уехали.
Черные чуть округлые глаза девочки словно просили ответить: да, никто не виноват в том, что она поздно встретилась со своим отцом.
О госпожа Ложь во спасение!
- Да, ты права, - сказала Наталья Николаевна, опустив глаза. - Главное, что вы всё-таки встретились.
- Папа появился в нашей, в моей жизни, когда мне было четырнадцать лет. Он нашел нас, приехал. Просил у мамы прощение. Она простила, но общаться с ним не захотела. А я была очень рада встрече. Папа купил мне пианино, и я стала учиться музыке. И оказалась способной. Теперь в Париже хочу продолжить занятия. Алексею нравится, как я играю.
- Да, Тамара прекрасно играет Чайковского, Баха.
- Папа гордится мной и Алексеем тоже. Он подарил нам дом в Н., где мы сейчас отдыхаем,
а сюда привёз познакомиться с родственниками. Дом небольшой, но очень уютный. Совсем у моря. И мы приглашаем вас отдыхать в нашем доме.
- А еще мы приглашаем вас в Париж, - сказал Алексей.
- Спасибо, спасибо.
Голос Натальи Николаевны дрожал, в глазах стояли слезы.
- У меня хороший папа. Сейчас он остался один. У него, кроме нас, никого нет. А мама у меня самая лучшая. И самый лучший у меня муж. И я такая счастливая!
…Утром Наталья Николаевна пришла проводить уезжавших. Они нежно простились. Подошёл отец Тамары.
- До свидания, - сказала Наталья Николаевна, - и подала ему руку. – Как вас зовут?
- Ираклий. И – спасибо.
- За что же?
- За … рукопожатие.
- Наталья Николаевна, ждём вас в Париже! – снова приглашали Тамара и Алексей. И они уехали.

« Это было у моря… »