МАРИЯ
КШОНДЗЕР К 200-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ
ГОГОЛЬ В ОЦЕНКЕ АНДРЕЯ БЕЛОГО
И В СОВРЕМЕННОМ ЗВУЧАНИИ
Творчество Н.В.Гоголя, несмотря на кажущуюся изученность, представляется по сей день некоторой загадкой, разгадывать которую приходится каждому поколению по-новому. В советском литературоведении традиционно Гоголь считался социальным сатириком, и его творчество рассматривалось только в социально - идеологическом ключе (основы такого подхода были заложены В.Г.Белинским). Однако параллельно с этой точкой зрения существовал и другой взгляд на творчество великого писателя , возникший в конце 19 - начале 20 века в основном под влиянием философии символизма. Характерными особенностями этого направления в гоголеведении можно считать попытки представить Гоголя асоциальным писателем, творчество которого „ есть художественное откровение зла как начала метафизического и внутреннего, а не зла общественного и внешнего, связанного с политической отсталостью и непросвещенностью“ (Н.Бердяев). Примерно той же точки зрения на творчество Гоголя придерживался и Василий Розанов, который считал, что воздействие гоголевского творчества негативным образом сказалось на развитии русской литературы и русского общества в целом.
Сегодня, в год 200 - летнего юбилея со дня рождения великого писателя, оба эти подхода кажутся односторонними и схематичными,что лишний раз убеждает в необходимости пересмотреть общепринятые стереотипы и подойти к изучению Гоголя непредвзято и объективно, учитывая положительный опыт прошлых исследований и новые тенденции в гоголеведении.
В этом контексте представляется интересным и актуальным вновь обратиться к оценке творчества Н.В.Гоголя одним из самых оригинальных русских писателей и мыслителей - Андреем Белым. Отношение Белого к Гоголю, с одной стороны, находится в русле символистских подходов и оценок, а, с другой стороны, определяется самой природой художественного таланта Андрея Белого. Белый подходит к Гоголю как писатель - символист, как ученик, в какой – то мере развивающий черты поэтики Гоголя, и в то же время как исследователь, пытающийся охарактеризовать основные тенденции эволюции Гоголя - художника.
Наиболее глубокий и всесторонний анализ творчества Гоголя представлен в книге А.Белого „Мастерство Гоголя“ (1932). Исследование является одним из наиболее масштабных явлений в литературоведческом наследии русского символизма, автор пытается в нем не только показать закономерности поэтики Гоголя и особенности его художнической манеры, но и на примере творчества Гоголя выявить меру рационального и стихийного как в самом творческом процессе, так и во взаимодействии авторского и читательского сознаний.
По мнению Белого, с приходом Гоголя в литературу видоизменилось само понятие прозы: Гоголь внес в нее весь «размах лирики»,объединив сюжет, тенденцию и стиль в одном „формосодержательном процессе“:
„Творения Гоголя имеют одну особенность: анализ сюжета,тенденции, стиля их являет имманентность друг другу…тенденция - красочна; краска - осмысленна; слоговые особенности обусловлены стилем мысли; видишь, как форма и содержание рождены формосодержательным процессом;социальное содержание движет процессом; форма и содержание , - продукты процесса, - носят его печать…“[1]
Как видим, Белый не отрицает социальных истоков творчества Гоголя, как это делает большинство символистов, наоборот, он считает, что раздвоение Гоголя, антиномичность и противоречивость его мировоззрения непосредственно связаны с распадом социального слоя , его породившего:
„Тенденция класса, породившего Гоголя, была мертва; тенденция спроса шла от другого класса, зрея и воплощаясь в тех именно образах, которые разбил Гоголь. Творец и мелкопоместный дворянин поменялись местами в нем: творец стал творить себя…; дворянин стал писать; миссию творца присвоил себе мелкий собственник; и она лежала в его ларчике из красного дерева судебно - юридическим актом: отказом от всего лучшего в себе»“ (с.25)
Наряду со столь социологическим подходом, в чем-то близким к позициям “натуральной школы“ и взглядам Белинского, Белый в то же время отмечает спонтанность творчества Гоголя, непредсказуемость восприятия его произведений разными поколениями читателей, что и составляет загадочность и неувядаемую притягательность его художественного мира:
„Гоголь оказался нужен вопреки собственному отказу от творчества…; читатель сам вынет из образа то, что увидит, что не всегда видит автор, стоящий спиною к тому, что одаряет его…; у одного менее зрима связь отдельных произведений; у другого сквозь все продукты сквозит явственно один процесс; не ищите законченности в продукции, ибо она - в процессе: в подобном случае.“ (с.27)
Эти слова в полной мере можно отнести и к творчеству самого Белого , т.к. его произведения интересны не столько своей законченностью или художественной цельностью, сколько самим процессом творчества, не поддающимся однолинейным оценкам.
Белый выделяет в творчестве Гоголя три фазы, определяющие его эволюцию:
первая фаза – так называемые „украинские“ рассказы, в которых преобладают фольклорное начало, мистика и мифотворчество; в этой фазе, по Белому, основным средством выразительности является «гипербола воспевания»; музыкальность , напевность ранних произведений Гоголя Белый объясняет „недооформленностью“ основной темы, «сюжетной тенденции», на первый план выдвигается глубинное общение автора с читателем как один из важнейших факторов становления авторской личности;
вторая фаза - период с 1833 по 1836 гг - петербургские повести, в которых основным выразительным средством уже является „гипербола осмеяния“. Характеры, данные в первой фазе в напеве,в мелодии, во второй даются в образе, причем, образы второй фазы - это как бы вывернутые наизнанку двойники героев первой фазы: „во второй фазе линия фабулы становится …точкою каламбура о носе, шинели, иль бородавке под носом у бея; вместо смены авантюрно поданных сцен - стояние сюжета на месте, почти отмена его описанием мелкости центрального образа, развивающего рококо и барокко стилистики, стиль - переосознан; тенденция - недоосознана» (с.18);
третья фаза - позднее творчество, в котором отразились противоречия между „образами“ и „тенденцией“: „словесное оформление центрального образа“, по Белому, „не осмыслилось вовсе в тенденции“.
При внешнем отсутствии единой направленности в эволюции Гоголя Белый находит общий стержень, объединяющий все три фазы его творчества. Это личность автора , „выявленная в мастерстве“. От фазы к фазе роль автора меняется , и сюжет все более приобретает черты духовной автобиографии Гоголя. Белый пытается установить соотношение между авторским „я“ и сознанием персонажей. История эволюции и перерождения гоголевских героев дана «в мистическом свете блужданий духа самого автора» [2].Отмечая противоречия между мировоззрением и творчеством Гоголя, Белый утверждает, что в какой-то период творчества образный мир, порожденный автором, начинает влиять на его судьбу. Находясь в промежуточном положении между реальностью и фантастическим миром, созданным его воображением, Гоголь, по мысли Белого, не всегда может отличить одно от другого, и подчас даже у читателей теряется ощущение времени и места действия:
„Дар единственного по органичности сключения натурализма с символизмом был присущ Гоголю, как никому; «символика» романтиков в сравнении с натуральным символизмом Гоголя- пустая аллегорика; сюжеты Гоголя, как «кентавры»; они- двунатурны: одна натура в обычно понимаемом смысле;другая- натура сознания; не знаешь: где собственно происходит действие: в показанном ли пространстве, в голове ли Гоголя;не знаешь и времени действия: в исторических повестях открываешь события жизни Гоголя» (с.45).
Определяя творчество Гоголя в целом как формосодержательный процесс, Белый видит в нем единство формы и содержания («содержанием прорастает и форма»), в сюжетном же плане весь творческий процесс- это автобиография Гоголя,“ писанная в лицах“. Здесь мы сталкиваемся с типично символистской оценкой творчества Гоголя. Основной лейтмотив всех произведений самого А.Белого- это проблема „самосознающего“ я. Его герои- не социально- психологические образы, они- космогонические персонажи, действующие на грани быта и бытия. Так же, как и у Гоголя, у Белого герои живут одновременно в двух измерениях- на земле и в космосе, в истории и в праистории, в реальности и в придуманном автором фантасмагорическом мире. В этом плане Белый ближе к Гоголю, чем к Достоевскому: герои Достоевского при всей их фантастичности живут в определенных социальных условиях, а у Белого разрушаются все привычные связи, он вслед за Гоголем стирает грани между реальным и нереальным, между действительностью и ее отражением [3]. В концепции Белого вырисовывается катастрофа личности, личностного «Я», когда ни одно явление не равняется самому себе.
В изображении Петербурга Белый испытал большое влияние Гоголя именно в плане двойственности героев: с одной стороны, это реальные персонажи со своими конкретными судьбами, а , с другой стороны, все они живут „внутри собственной вселенной“: шинель Акакия Акакиевича-это мировая душа, „обнимающая и греющая“ его, ее он называет „подругою жизни“. По словам Белого, это персонаж Гофмана; существо сознания его «фантастично» (с.45) Не случайно в изображении Петербурга Гоголем Белый видит бред, „морок“, предтечу Петербурга урбанистов и футуристов (Сологуб, Блок, Маяковский, Мейерхольд).
Чрезвычайно интересна глава в исследовании «Мастерство Гоголя» «Гоголь и Белый», в которой Белый сам проводит параллели между своим творческим методом и стилем Гоголя, находя точки соприкосновения не только в мировоззренческом плане, но и в сюжете, образной системе, звукописи, цветописи и т.д.
В главе „Гоголь и Сологуб“ Белый справедливо отмечает, что „Гоголь, будучи лабораторией языковых опытов, не замкнут каноном; он-почва взаимооспаривающих школ;… наряду с натурализмом в Гоголе живы моменты, ставшие позднее тенденцией борьбы символистов, инструменталистов, импрессионистов с крайностями натурализма…“ (c.291)
Не случайно и в современном литературоведении нет единой точки зрения на творческий метод Гоголя, его влияние можно обнаружить и в творчестве реалистов, и символистов, и постмодернистов. Средоточием всего сущего у Гоголя, исходя из концепции Белого, является душа человека, чем и обосновываются возможности искусства расширять душу до „воплощения бога“. Если в первой фазе своего творчества Гоголь выступает как романтик („все во мне“), то во второй фазе индивидуализация сменяется универсализацией : единичное становится носителем всеобщих смыслов и ценностей („я во всем“). Всеобщее и личное выступают у Гоголя как непримиримые антагонисты, он пытается найти такую реальность, которая могла бы их примирить, но не может ее найти.
В этом и состоит общность между мировоззренческими позициями Гоголя и Белого. Для Белого установка на «чужой» текст становится точкой отсчета, несколько отстраненное отношение к „чужой“ традиции дает возможность ее осмысления в «снятом виде». Анализируя влияние Гоголя на собственное творчество в главе «Гоголь и Белый», Белый утверждает, что в „Серебряном голубе“ общность с Гоголем проявляется в стремлении к напевности ,к ритмизации прозы, к звукописи и цветописи, а в „Петербурге“ влияние Гоголя осложнено Достоевским и откликом „Медного всадника», но в основу сюжета положен прием „Шинели“:
„Высокопарица департаментов, простроченная и каламбурами „Носа“, и бредом „Записок сумасшедшего“, и паническим ужасом из “Портрета“... „Петербург“ претворяет высокопарицу „Шинели“ в окаламбуренный „Носом“ бред, которого тема- „Записки сумасшедшего“. Поприщин у Гоголя вообразил себя королем;Неуловимый, вообразивши себя Евгением из „Медного всадника“, вообразил себя и Петром, когда в него металлами пролилась статуя;…Неуловимый кончает Поприщиным; сын сенатора превращен тоже в „испанского короля“ воображением курсистки…» (с.302, 305)
Безусловно, параллели, которые проводит Белый между героями Гоголя и собственными персонажами, очень субъективны и могут вызывать возражения (Например, Поприщин-Неуловимый,Николай Аполлонович Аблеухов- „испанский король“,Аполлон Аполлонович Аблеухов- Акакий Акакиевич – в аспекте обывателя).Однако для нас в данном случае не столь важно типологическое соответствие героев Гоголя и Белого. Гораздо интереснее проследить за ходом мысли самого Белого и наметить ряд более глубоких мировоззренческих параллелей и диалогов между двумя художниками.
По справедливому утверждению современного исследователя творчества Гоголя Михаила Вейскопфа, „гоголевский литературный сюжет мы можем интерпретировать как сюжет жизни Гоголя“ [4]. Познав душу человека вообще и собственную душу, в частности, Гоголь перешел к изучению России, однако позитивной концепции России он создать не смог, так же , как и Белый, и в этом тоже общность между ними. Фантасмагорический мир, созданный Гоголем, его карикатуры, его „смех сквозь слезы,“ его негативизм – не от искаженного восприятия действительности и желания изображать только зло, а от стремления посредством проникновения в тайные глубины человеческой души показать процесс очищения личности и ее духовного преображения.
К.Мочульский видит основу художественной системы Гоголя в «небывалой силе и напряженности его нравственного сознания», исследователь отмечает присущее Гоголю обостренное чувство ответственности за повсеместно царящее в мире зло.[5] Эту особенность художественного мышления писателя многие интерпретаторы понимали односторонне и трактовали как „ гениальную и преступную клевету»“ на русское общество и на человека вообще (Василий Розанов).
Оценка Гоголя Андреем Белым с точки зрения современных подходов представляется гораздо глубже и объективнее, чем интерпретация многих символистов. Его подход к творчеству великого писателя и мыслителя определяется мировоззренческими установками самого Белого, которые во многом близки концепции Гоголя. Особенности художественной системы Белого заключаются в создании совершенно новой поэтики, в которой на первый план выдвигается взаимодействие сознания и подсознательной сферы, двойственность авторской позиции. Повествователь у Белого - это „и эмпирически достоверная личность, живущая в реальном мире, и мистический всезнающий объект творчества, не только видящий, но и „провидящий“ судьбы своих героев“ [6].Основные мотивы творчества художника оставались неизменными: это и „мотив всеобщей взаимосвязанности явлений…; и мотив отвержения городской … бездуховной цивилизации и связанный с ним мотив бегства из города; и мотив поиска путей к установлению всеобщего братства людей и связанный с ним мотив неизбежной гибели ( взрыва и бездны) в случае, если эти пути отысканы не будут». [7]
Если отвлечься от специфически заостренной темы кризиса и тупика, в которую зашло человечество в 20 веке, все остальные мотивы творчества Белого вполне сопоставимы с мировоззренческими и художническими устремлениями Гоголя. Более того, Белый не скрывает влияния на него поэтики и философии Гоголя, утверждая, что русская литература, продолжая развивать дело Гоголя, стала мировой .Действительно, любая проблема или идея, развиваемая Белым , в той или иной степени присутствует в художественной системе Гоголя: это и проблемы двойственности человеческой природы, которая мечется между идеалами Содома и Мадонны, и соотношение реальности и фантасмагории,и проблемы России, и взаимодействие культуры и цивилизации, и урбанистические проблемы, в частности, трагическая тема Петербурга, непосредственно связанная с темой сновидений. В плане поэтики также можно найти переклички Белого с Гоголем: отсутствие индивидуализации персонажей, огромная роль подтекста, статичность героев , ритмизованность прозы, ее музыкальность и напевность, мифотворческое начало, имеющее в своей основе фольклорную традицию. Говоря о величии Гоголя - художника, Андрей Белый определил ключевые , основополагающие моменты его мировоззрения, которые приоткрывают тайну творца, до сих пор не понятого до конца и поэтому столь интересного для современного читателя и зрителя:
«Гоголь-художник внял спросу коллектива новых людей, оторванцев от своих классов; из них и сковалась первая фаланга бойцов; величие Гоголя в том, что он воспринял их радио-весть к нему, конденсировав ее в фазах своего производственного процесса…;сотворец Гоголю, Белинский , раскрыл Гоголя нам, вложив «Гоголя» в сердца поколений тем сильней, чем резче отверг он в Гоголе- «гоголя»: мелкого собственника; этот последний, слыша «звон» и не зная, откуда он, присвоил лично себе ему не принадлежавшую тенденцию его инспирировавшего коллектива; и миссию отражения мещано- дворянской, мелкочиновной России понял, как миссию преображения именно этой России» (с.34- 35).
Характеристика, данная Белым Гоголю- художнику, чрезвычайно интересна и актуальна для современного понимания его творчества: из другой эпохи было легче понять природу новаторства Гоголя, остро чувствовавшего новые веяния в обществе ( в «коллективе», по терминологии Белого) и отразившего их в творчестве. В то же время Белый указал на антиномичность и неоднозначность Гоголя, которую отмечал уже Белинский: воздействие художественных образов писателя иногда происходило вопреки его идеологическим установкам, что часто бывает с гениальными творцами. Конечно, трактовка Белым мировоззрения Гоголя - художника подчас страдает излишним социологизмом и некоторым субъективизмом символистского толка, однако умение подмечать явления в их сложном, антагонистическом единстве (черта, присущая самому Белому- художнику), глубокое понимание провидческого характера гоголевского творчества и тонкий анализ поэтики великого писателя еще раз убеждают в величии Гоголя- творца, а , с другой стороны, позволяют говорить о масштабности, серьезном проникновении Белого в ткань художественной структуры его произведений. Книга А.Белого “Мастерство Гоголя“ была написана в 1932 году, но, несмотря на огромное количество новейшей литературы о Гоголе, она остается глубоко современной и важной для понимания тайны Гоголя- художника и мыслителя.
[1] А.Белый, Мастерство Гоголя, Мюнхен 1969, c.6.В дальнейшем цитирую А.Белого по этому изданию с указанием страниц в тексте.
[2] Об этом подробно см.:И.Б. Ничипоров, Вопросы психологии творчества в книге А.Белого“Мастерство Гоголя“: http://www.portal- slovo.ru/philology/
[3] Об этом подробно см.: Долгополов Л.К, Андрей Белый и его роман „Петербург“,Ленинград, 1988
[4]М. Вейскопф ,Сюжет Гоголя.Морфология, идеология, контекст,Москва 2002, с.637- 638
[5] См.: К. Мочульский,Духовный путь Гоголя,Париж 1934.
[6] Л.Долгополов,Op.cit.,с.77-78
[7] Л.Долгополов,op.cit., с. 75- 76